Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы - Александр Твардовский

Там по праву

Выбирает он края.

И не важно, в самом деле,

На каком теперь посту —

В министерстве иль артели

Занимает высоту.

Там, где жизнь,

Ему привольно,

Там, где радость,

Он и рад,

Там, где боль,

Ему и больно,

Там, где битва,

Он – солдат.

Хоть иные батареи

И калибры встали в строй,

И всему иной покрой…

Автор – пусть его стареет,

Пусть не старится герой!

И такой сюжет для сказки

Я избрал не потому,

Чтобы только без подсказки

Сладить с делом самому.

Я в свою ходил атаку,

Мысль одна владела мной:

Слажу с этой, так со всякой

Сказкой слажу я иной.

И в надежде, что задача

Мне пришлася по плечу,

Я – с чего я книжку начал,

Тем ее и заключу.

Я просил тебя покорно

Прочитать ее сперва.

И теперь твои бесспорны,

А мои – ничто – права.

Не держи теперь в секрете

Ту ли, эту к делу речь.

Мы с тобой на этом свете:

Хлеб-соль ешь,

А правду режь.

Я тебе задачу задал,

Суд любой в расчет беря.

Пушки к бою едут задом, —

Было сказано не зря.

1954–1963

По праву памяти

Смыкая возраста уроки,

Сама собой приходит мысль —

Ко всем, с кем было по дороге,

Живым и павшим отнестись.

Она приходит не впервые,

Чтоб слову был двойной контроль:

Где, может быть, смолчат живые,

Так те прервут меня:

– Позволь!

Перед лицом ушедших былей

Не вправе ты кривить душой —

Ведь эти были оплатили

Мы платой самою большой…

И мне да будет та застава,

Тот строгий знак сторожевой

Залогом речи нелукавой

По праву памяти живой.

1. Перед отлетом

Ты помнишь, ночью предосенней, —

Тому уже десятки лет, —

Курили мы с тобой на сене,

Презрев опасливый запрет.

И глаз до света не сомкнули,

Хоть запах сена был не тот,

Что в ночи душные июля

Заснуть подолгу не дает…

То вслух читая чьи-то строки,

То вдруг теряя связь речей,

Мы собирались в путь далекий

Из первой юности своей.

Мы не испытывали грусти,

Друзья – мыслитель и поэт,

Кидая наше захолустье

В обмен на целый белый свет.

Мы жили замыслом заветным,

Дорваться вдруг

До всех наук —

Со всем запасом их несметным —

И уж не выпустить из рук.

Сомненья дух нам был неведом;

Мы с тем управимся добром

И за отцов своих и дедов

Еще вдобавок доберем…

Мы повторяли, что напасти

Нам никакие нипочем,

Но сами ждали только счастья, —

Тому был возраст обучен.

Мы знали, что оно сторицей

Должно воздать за наш порыв

В премудрость мира с ходу врыться,

До дна ее разворотив.

Готовы были мы к походу.

Что проще может быть:

Не лгать.

Не трусить.

Верным быть народу.

Любить родную землю-мать,

Чтоб за нее в огонь и в воду.

А если —

То и жизнь отдать.

Что проще!

В целости оставим

Таким завет начальных дней.

Лишь про себя теперь добавим:

Что проще – да.

Но что сложней?

Такими были наши дали,

Как нам казалось, без прикрас,

Когда в безудержном запале

Мы в том друг друга убеждали,

В чем спору не было у нас.

И всласть толкуя о науках,

Мы вместе грезили о том,

Ах, и о том, в каких мы брюках

Домой заявимся потом.

Дивись, отец, всплакни, родная,

Какого гостя бог нанес,

Как он пройдет, распространяя

Московский запах папирос.

Москва, столица – свет не ближний,

А ты, родная сторона,

Какой была, глухой, недвижной,

Нас на побывку ждать должна.

И хуторские посиделки,

И вечеринки чередом,

И чтоб загорьевские девки

Глазами ели нас потом,

Неловко нам совали руки,

Пылая краской до ушей…

А там бы где-то две подруги,

В стенах столичных этажей,

С упреком нежным ожидали

Уже тем часом нас с тобой,

Как мы на нашем сеновале

Отлет обдумывали свой…

И невдомек нам было вроде,

Что здесь, за нашею спиной,

Сорвется с места край родной

И закружится в хороводе

Вслед за метелицей сплошной…

Ты не забыл, как на рассвете

Оповестили нас, дружков,

Об уходящем в осень лете

Запевы юных петушков.

Их голосов надрыв цыплячий

Там, за соломенной стрехой, —

Он отзывался детским плачем

И вместе удалью лихой.

В какой-то сдавленной печали,

С хрипотцей истовой своей

Они как будто отпевали

Конец ребячьих наших дней.

Как будто сами через силу

Обрядный свой тянули сказ

О чем-то памятном, что было

До нас.

И будет после нас.

Но мы тогда на сеновале

Не так прислушивались к ним,

Мы сладко взапуски зевали,

Дивясь, что день, а мы не спим.

И в предотъездном нашем часе

Предвестий не было о том,

Какие нам дары в запасе

Судьба имела на потом.

И где, кому из нас придется,

В каком году, в каком краю

За петушиной той хрипотцей

Расслышать молодость свою.

Навстречу жданной нашей доле

Рвались мы в путь не наугад, —

Она в согласье с нашей волей

Звала отведать хлеба-соли.

Давно ли?

Жизнь тому назад…

2. Сын за отца не отвечает

Сын за отца не отвечает —

Пять слов по счету, ровно пять.

Но что они в себя вмещают,

Вам, молодым, не вдруг объять.

Их обронил в кремлевском зале

Тот, кто для всех нас был одним

Судеб вершителем земным,

Кого народы величали

На торжествах отцом родным.

Вам —

Из другого поколенья —

Едва ль постичь до глубины

Тех слов коротких откровенье

Для виноватых без вины.

Вас не смутить в любой анкете

Зловещей некогда графой:

Кем был до вас еще на свете

Отец ваш, мертвый иль живой.

В чаду полуночных собраний

Вас не мытарил тот вопрос:

Ведь вы отца не выбирали, —

Ответ по-нынешнему прост.

Но в те года и пятилетки,

Кому с графой не повезло, —

Для несмываемой отметки

Подставь безропотно чело.

Чтоб со стыдом и мукой жгучей

Носить ее – закон таков.

Быть под рукой всегда – на случай

Нехватки классовых врагов.

Готовым к пытке быть публичной

И к горшей горечи подчас,

Когда дружок твой закадычный

При этом не поднимет глаз…

О, годы юности немилой,

Ее жестоких передряг.

То был отец, то вдруг он – враг.

А мать?

Но сказано: два мира,

И ничего о матерях…

И здесь, куда – за половодьем

Тех лет – спешил ты босиком,

Ты именуешься отродьем,

Не сыном даже, а сынком…

А как с той кличкой жить парнишке,

Как отбывать безвестный срок, —

Не понаслышке,

Не из книжки

Толкует автор этих строк…

Ты здесь, сынок, но ты нездешний,

Какой тебе еще резон,

Когда родитель твой в кромешный,

В тот самый список занесен.

Еще бы ты с такой закваской

Мечтал ступить в запретный круг.

И руку жмет тебе с опаской

Друг закадычный твой…

И вдруг:

– Сын за отца не отвечает.

С тебя тот знак отныне снят.

Счастлив стократ:,

Не ждал, не чаял,

И вдруг – ни в чем не виноват.

Конец твоим лихим невзгодам,

Держись бодрей, не прячь лица.

Благодари отца народов,

Что он простил тебе отца

Родного —

             с легкостью нежданной

Проклятье снял. Как будто он

Ему неведомый и странный

Узрел и отменил закон.

(Да, он умел без оговорок,

Внезапно – как уж припечет —

Любой своих просчетов ворох

Перенести на чей-то счет;

На чье-то вражье искаженье

Того, что возвещал завет,

На чье-то головокруженье

От им предсказанных побед.)

Сын – за отца? Не отвечает!

Аминь!

И как бы невдомек:

А вдруг тот сын (а не сынок!),

Права такие получая,

И за отца ответить мог?

Ответить – пусть не из науки,

Пусть не с того зайдя конца,

А только, может, вспомнив руки,

Какие были у отца.

В узлах из жил и сухожилий,

В мослах поскрюченных перстов —

Те, что – со вздохом – как чужие,

Садясь к столу, он клал на стол.

И точно граблями, бывало,

Цепляя

          ложки черенок,

Такой увертливый и малый,

Он ухватить не сразу мог.

Те руки, что своею волей —

Ни разогнуть, ни сжать в кулак:

Отдельных не было мозолей —

Сплошная.

Подлинно – кулак !

И не иначе, с тем расчетом

Горбел годами над землей,

Кропил своим бесплатным потом,

Смыкал над ней зарю с зарей.

И от себя еще добавлю,

Что, может, в час беды самой

Его мужицкое тщеславье,

О, как взыграло – боже мой!

И в тех краях, где виснул иней

С барачных стен и потолка,

Он, может, полон был гордыни,

Что вдруг сошел за кулака.

Ошибка вышла? Не скажите, —

Себе внушал он самому, —

Уж если этак, значит – житель,

Хозяин, значит, – потому…

А может быть, в тоске великой

Он покидал свой дом и двор

И отвергал слепой и дикий,

Для круглой цифры, приговор.

И в скопе конского вагона,

Что вез куда-то за Урал,

Держался гордо, отчужденно

От тех, чью долю разделял.

Навалом с ними в той теплушке —

В одном увязанный возу,

Тянуться детям к их краюшке

Не дозволял, тая слезу…