Ярость огня - Розария Мунда

Мое молчание само по себе стало ответом.

Люциан Ортос ухмыльнулся, словно я только что доказала правоту его предубеждений, но у меня не было сил даже думать об этом.

– С этого момента, – продолжил Холмс, и его голос стал убийственно спокойным, – больше никаких различий. Если на нем питианский знак отличия, вы стреляете по нему.

Сквозь сковавший меня ужас я распознала свой собственный голос:

– Есть, сэр.

Но он не закончил:

– Меня не волнует, норчианец это, дракон в наморднике или в цепях. Если на нем новопитианские доспехи, он – наша цель. Хочешь дружить с простолюдинами, ищи их в своих деревнях и дружи, но те, кто из Нового Питоса, – враги. Как и их хозяева. И отныне это наша политика.

Сидящий рядом со мной Пауэр заерзал, раздраженный неожиданной грубостью Холмса. Даже Люциан Ортос был скорее изумлен, чем доволен. На краткий миг я вспомнила, как Грифф Гаресон приподнял козырек и сказал: «Над тобой». Но это было последним, что Холмс хотел услышать от меня.

И поскольку Дак был мертв, потому что Грифф слишком долго мешал мне, не позволяя ему помочь, я тоже больше не хотела об этом думать.

ГРИФФ

Я не мог их найти.

Ни в разрушенном Дворце, ни в дымящейся Крепости, ни на улицах, по которым я бежал, выкрикивая их имена.

Я не мог их найти, и это означало только одно.

Я был тем, кто сообщил Агге печальную весть об Имоне два года назад. Помню, как возвращался домой, как подбирал слова. Как у нее подогнулись колени, когда я произнес их.

Племянники были тогда совсем крохами.

Помню, как сказал ей, что она не останется одна.

Теперь я даже этого не смогу сказать. Как мне сказать своей бедной сестре, которая тихо плачет по ночам в подушку, думая, что я не слышу, которая всегда улыбается своим детям по утрам, что и они тоже…

Мои ноги по мере приближения к дому все больше слабели. Мысль о том, что до моего прихода домой было «до», а когда я переступлю порог и сестра увидит мое лицо, наступит «после»…

В переулке возле нашего дома свернулась небесная рыбка, все еще находящаяся в боевых доспехах.

И тут я увидел, что наша дверь распахнута. Внутри дома было так светло от зажженных повсюду свечей. А в дверном проеме выделялась высокая худощавая фигура, чье смуглое лицо и вьющиеся волосы я узнал бы с другого конца земли.

Я переступил порог.

Бекка и Гарет висели на руках у Агги, целые и невредимые. Агга смеялась и плакала, обнимая их, а дедушка обнимал ее. А Гарет говорил:

– Мы уже два раза летали на драконе!

И Дело тоже находился здесь. По-прежнему облаченный в доспехи, покрытые пеплом, он объяснял им на норише, тщательно подбирая слова, что пришел бы раньше, если бы ему не нужно было прятать других норчианцев в склепе… Потом он обернулся и увидел меня.

– Грифф, – прохрипел он.

И хотя в этой освещенной свечами комнате толпились мои смеющиеся и плачущие домочадцы, мне казалось, что мы остались с Дело наедине.

Я упал на колени и прижался губами к его сапогу.

Дело издал дрожащий вздох. И заговорил так, словно каждый звук причинял ему боль.

– Грифф, – шептал он. – Грифф, вставай…

Но я не вставал. Я прохрипел ответ, которому меня учили в детстве, на языке моего народа, а не его, потому что именно на норише следовало выдавать подобные признания:

– Прими, мой господин, благодарность своего слуги за милость незаслуженную…

Дело наклонился. Он присел на корточки, оказываясь лицом к лицу со мной. А затем он прошептал мне на ухо одно-единственное слово:

– Довольно.

Мы застыли совсем близко друг к другу, практически соприкасаясь лбами. Я не смел поднять глаза, не желая, чтобы он увидел мое залитое слезами лицо, и понял, каково это – полностью потерять достоинство и даже желание сохранить его.

Он снова пробормотал мое имя, а затем его рука нашла мою на твердом земляном полу. Что-то прохладное, металлическое вдавилось в мою ладонь. Я медленно разжал пальцы, посмотрев на то, что он мне дал.

Ключ от цепи Спаркера.

– Я сделал дубликат… прежде чем вернуть Иксиону, – прошептал Дело. – Но увидев, что произошло сегодня, я…

Мы по-прежнему соприкасались лбами, сидя на полу. Дело протянул дрожащие пальцы вверх, коснувшись меня под подбородком, и я наконец-то поднял голову, чтобы взглянуть на него. Мы находились в нескольких дюймах друг от друга. Я видел перед собой его темные глаза, и когда он снова заговорил со мной, его дыхание обдало меня теплом.

– Сделай то, что должен. – Голос Дело дрожал, будто эти слова пугали его.

ЭННИ

Военный Совет закончился ближе к ночи. Коридоры форта были темными, узкими, и в них гуляли сквозняки. Когда последние силы покинули меня, я замерла на винтовой лестнице, а Пауэр, следующий за мной, тоже остановился.

– Где Ли?

Я слышала, как дрожит мой голос. Чувствовала, как она надвигается, волна горя, которая вот-вот обрушится на меня, а я, предчувствуя ее приближение, могла думать только о том, что мне нужен Ли.

Мне хотелось, чтобы у меня была мать, которая обняла бы меня, отец, который утешил бы, но у меня их не было. У меня был лишь он.

Пауэр моргнул, услышав мой вопрос.

– Он… Я думаю, он все еще с Кором.

«Ты просто сидел там. Ты мог бы его спасти».

Конечно. У меня не может быть Ли. Ли есть у Кора.

Но я не собиралась размышлять об этом на холодной лестнице форта Арон рядом с Пауэром, вцепившимся в мою руку.

– Аэла, – выдавила я из себя.

– Хорошо, – отозвался Пауэр.

Он провел меня обратно на крепостные стены. Буря утихла, а снег уже собрался в сугробы. Там, где драконы собрались вместе, нагретый мокрый камень излучал тепло, от которого снег полностью растаял.

Я нашла ее среди аврелианцев, крыло Пэллора укрывало ее, словно одеялом. Заметив меня, она начала ворочаться, приподнимать крыло, урчать, приглашая мена погреться рядом.

И здесь я буду одна. Я повернулась к Пауэру:

– Я думаю, мне нужно…

– Да, я понял.

Он собрался уже уходить.

– Чем собираешься заняться?

Пауэр потер лицо.

– Может, выведу Итера. Полетаем над гаванью. Попытаюсь… привести в порядок мысли.

И только когда он ушел, я подумала о том, что мне следовало его поблагодарить.

В укрытии под крылом Аэлы было тепло. Беззвездное небо над головой – все, что я видела. Гладкие чешуйки ее бока – все, что я