Пастырь добрый - Попова Александровна

-  А он меня послушает? - усомнился тот; Курт усмехнулся.

-  Старик наш скептик по натуре, однако серьезное положение способен увидеть, когда доказательства предоставлены; а на тебя лишь взглянуть довольно, чтобы более уже ничего не требовать... Послушает. Теперь идем - хозяин там, внизу, уж верно извелся.

Глава 13.

Новость о том, что в одну из комнат в собственном доме он не имеет права даже заглянуть, Мозер-старший выслушал спокойнее, нежели того ожидалось, лишь покосившись в сторону дальней двери, из-за которой доносились уже не крики, а слабые похлипывания, и Курт мысленно помолился, лишь вообразив себе, как Бруно станет удерживать убитую горем, истеричную женщину, рвущуюся в комнату уже явно покойного сына. Столь же безмолвно и искоса кожевенник взглянул на Штойперта, проскользнувшего мимо него к выходу неслышно, медлительно, словно призрак, каковое сходство усиливалось и безжизненно-серым лицом, и дикими взглядом призванного эксперта; не дожидаясь вопросов, на которые ответить не мог, Курт торопливо попрощался и уже на самом пороге приостановился, обернувшись.

-  Последнее, - спохватился он. - Ваш сын говорил о своем приятеле по имени Франц. Кто он, и где я могу его найти?

-  Франц... - повторил тот безвыразительно и махнул рукой куда-то в сторону: - Мальчишка на посылках в моей лавке. Я не сноб и не возражал их приятельству. Где найти... Наверняка в лавке и можно или в мастерской.

-  Вы не заперли ее сегодня после всего случившегося?

-  Я не набираю в помощники кого попало, - отозвался тот резко. - И на них вполне можно оставить мое дело на день или более, сколько потребуется. Позволить себе прикрыть его вовсе я не могу - у меня жена и... еще один ребенок, которые все еще живы и которых надо кормить, и обязательства перед гильдией, а пара дней простоя после ударят сильно. Я ответил на ваш вопрос?

-  Вполне, - не став заострять внимания на вызывающем тоне Мозера, кивнул он, перешагивая порог.

В стремя Курт попал не с первого раза, и курьерский скосил в его сторону настороженный и словно презрительный взгляд коричневого глаза; в отличие от сонного майстера инквизитора, жеребец был полон сил, готов к работе и сетовал разве лишь на то, что ему не позволяют разогнаться на узких улочках.

Столь же недоброжелательно на него смотрели и горожане, встречающиеся сегодня на улицах изредка и кучками, как заговорщики, однако сейчас их пристальное внимание уже не раздражало и не настораживало - привык; оказывается, и к этому можно привыкнуть... Их чувства были отчасти понятны: волна арестов после нового убийства, наглухо запертый город, даже в дневное время, а если уж в довесок к тому инквизиторы начали гонять галопом взад-вперед, стало быть, творится что-то впрямь серьезное. Будь он каким-нибудь лавочником или старьевщиком - сам, наверное, точно так же косился бы и смотрел хмуро вслед, пытаясь понять, что происходит вокруг, чего надо бояться и сторониться, и мысленно костерил бы всю эту братию за то, что ни словом не обмолвятся добрым людям, что им надлежит думать.

В лавке Мозера его встретили теми же напряженными взглядами, разве что чуть разбавленными робкой и лишенной смысла надеждой; не отвечая на их невысказанные вопросы, Курт велел отыскать и привести приятеля хозяйского сына, отчаянно жалея о том, что подопечного, сходящегося с детьми куда лучше него, пришлось оставить; когда же Франц, явившись, взглянул в его сторону так, словно увидел нечто ожидаемое, чему удивляться не следует, так же по-взрослому, как до того смотрел Штефан Мозер, его едва не перекорежило. Отведя мальчишку чуть в сторону, в самый дальний угол, где их не могли услышать, он тяжело опустился на старый массивный табурет, подумав мельком о том, что ближайшие часа два, а лучше три предпочел бы не вставать, а спать и сидя можно...

-  Франц? - уточнил он, когда мальчик, присев напротив, тихо поздоровался; тот кивнул.

-  Вы из-за Штефана пришли? - спросил он уверенно, не дожидаясь первого вопроса, и тут же продолжил: - Он так и сказал - «когда будет поздно, забегают»... простите.

-  Вот так, значит, - вздохнул Курт неопределенно, пытаясь понять, как говорить со взрослым ребенком, и злясь на себя. - Ну, уж если ты все понял, тогда я не буду ходить вокруг да около. Я знаю - он рассказывал тебе о своих... страхах. И когда Штефан говорил мне об этом, он упомянул, что... Словом, по твоему поведению он решил, что с тобою происходит то же самое, но почему-то ты не хочешь рассказать об этом ему. Он был прав?

-  Вы скажете мне, что случилось с ним? - не ответив, стребовал тот. - Взрослые, я слышал, говорят, что это евреи, только я-то знаю, что люди тут вообще ни при чем. Они говорят, что Друденхаус никому ничего не рассказывает, чтобы не было бунта, но скоро кого-нибудь обязательно накажут, чтобы народ успокоить. Скажите, майстер инквизитор, Штефана тоже мертвым нашли? Его вообще нашли?

Минуту Курт размышлял, глядя в сторону от его лица, чтобы не встречаться с серьезными глазами мальчишки взглядом. Так или иначе, отец пропавшего вскоре расскажет все и всем; быть может, не будет упоминать о шкафе, чтобы самого себя не выставить дураком, однако обязательно станет известно, что комната его сына опечатана, у порога - охрана, а когда прибудет священнослужитель, да еще и нарочно вызванный...

-  Тайны хранить умеешь? - спросил он в ответ, наконец, обернувшись вновь к собеседнику, и тот, не задумываясь, кивнул. - Между нами, Франц. Запугивать не буду - сам должен понимать, что о таком всем подряд не рассказывают.

-  Понимаю; засмеют, - кивнул тот снова и, еще более понизив голос, уточнил: - Значит... это случилось?

-  Да, - подтвердил Курт. - Это случилось. Он исчез из своей комнаты ночью, одежда осталась, окна заперты, двери тоже, у распахнутого шкафа - кровавый след. Что бы ни было там, одно можно сказать точно: он боялся не напрасно.

-  Значит, я следующий... - проронил мальчишка чуть слышно, опустив голову, и он снова мысленно ругнулся, не зная, что следует сказать и как повести себя в подобной ситуации. Пообещать защиту? Какую? Сидеть напротив его шкафа в засаде? Но если все, что рассказывал Мозер-младший, правда, лишь дети могут и видеть, и слышать происходящее, и, возможно, ничего вовсе не будет, пока ребенок не в одиночестве...

-  Иными словами, - продолжил Курт в прежнем неопределенно вежливом тоне, - Штефан не обманулся. Так? Ты тоже что-то... слышал? или видел?

-  Слышал, - тихо подтвердил Франц. - Только не в шкафу - шкафа нет у меня, я... У нас в подпол ведет маленькая дверца, как люк, и вот оттуда, из-под нее, я и слышал.

-  Что?

-  Голоса. Сперва ничего не было, понимаете, я с малолетства боялся туда спускаться, даже когда наверху со светильником стояла мама, но это другое. А не так давно все началось по-серьезному. Я должен был спуститься в подпол, и я, конечно, боялся - но по привычке уже, уже зная, что ничего там нет и это просто страхи мои, и больше ничего. Но только подошел к дверце, как вдруг - знаете, вздох. Точно кто-то вдохнул и выдохнул. Там, внизу. Я... Я тогда матери соврал, сказал, что в прошлый раз видел в подполе огромную крысу, и она спустилась сама. Тогда я еще думал, что - быть может, почудилось...

-  То есть, это было днем?

-  Нет, просто в подполе, в прохладе, дедова настойка стоит - от суставов, потому и надо было туда идти ночью. Днем ни разу не случалось. После того случая я как-то... ну, понимаете... встал ночью... и когда проходил мимо дверцы - она приоткрылась; чуть-чуть совсем, но тогда я уж точно услышал - дышит, тяжело так, словно бы кто кувшин надел на голову. Или как большая собака в конуре... - Франц умолк, перехватив его взгляд, и неловко улыбнулся: - Вы мне не верите, да? Потому что так похоже на Штефана?

-  Сам себе удивляюсь, - возразил Курт кисло, - но верю... Потому ты и не стал рассказывать ему обо всем? Именно потому, что так похоже?

-  Сперва я испугался. Я все думал - может, мне все это мерещится, все никак не мог поверить, видел, что все всерьез - а верить не хотел, но когда Штефан стал рассказывать... Меня как приморозило. А потом я подумал, что не стоит ему говорить, что со мною происходит, потому что он может подумать, что я просто решил его поддержать перед взрослыми, чтобы его послушали, а на самом деле ничего нет, и я ему не верю. Что - так, по дружбе просто.

-  Дыхание... - повторил Курт задумчиво. - Более ничего?

-  Голоса.

-  Голоса...

-  Да, голоса. Только той девчонки, ледовщиковой дочки, я не слышал... а может, и слышал, не знаю, я ведь с нею не знаком. Штефан говорил, что она его звала, а я - я там многих слышал. Знаете, будто в одной комнате собрали кучу детей, и девчонок, и мальчишек, и они все разом говорили.

-  Что говорили?

-  Да всякое... - неуверенно передернул плечами тот. - Все больше как-то непонятно, в том смысле - слов не разобрать, но бывало, что я слышал, как будто все голоса где-то далеко, а один кто-то подошел к самой дверце и так близко-близко - «Иди сюда, Франц»... - мальчишка вновь дрогнул плечами, теперь зябко, точно в спину ему подул невидимый ледяной ветер. - Или, бывает, «поиграй с нами» или «пойдем поплаваем, мы все здесь плаваем»... И давно уж так, каждую ночь...