Стеклянный город - Мария Сергеевна Руднева

Хью последовал за ним по заросшей травой тропинке, протянувшейся между скульптур. Тревожное чувство постепенно ушло, уступив место захватывающему дух восторгу — настолько красивым оказался парк.

Некоторые фигуры были совсем на виду, словно парковые скульптуры Версаля. Они возлежали в расслабленных позах, словно в самом деле прилегли ненадолго поспать. Глаза у всех были закрыты, а на губах блуждали манящие полуулыбки. Другие же прятались в тени деревьев. Скрытые тенистой занавесью, они сидели, обхватив руками колени, или прислонясь спинами прямо к древесной коре. Иногда в мраморных руках появлялись предметы. Вот девушка с калейдоскопом. Вот девушка, прижимающая к груди огромный цветок. Она отчего-то больше всех понравилась Хью.

Лица статуй, все как один, были мечтательно-отстраненными.

Таласс же шел впереди и словно бы что-то высматривал. Видимо, тщетно — до Хью донесся разочарованный выдох.

Он решил ничего не спрашивать — не хотел разрушить таинственное очарование места. Ему надо было обязательно прийти сюда в одиночестве, чтобы в полной мере насладиться ощущениями, вот только надо узнать у Таласса, как сюда пробираться — двор ведь заперт…

Таласс остановился и, заведя за спину руку, сжал пальцы Хью.

— Здесь есть еще один чудесный уголок. О нем немногие знают. Да и парк этот посещают нечасто…

— Но почему? Здесь так… умиротворяюще?

Хью позволил отвести себя за руку к затаившейся в зарослях кустов очаровательной беседке с деревянными скамьями. Таласс уселся на одну из них и усадил Хью рядом с собой.

— Я не знаю. Отчего-то жители города побаиваются этого места. Редко кто приходит сюда просто так.

— Мне кажется, зря. Для тех, кто любит одиночество, здесь просто… рай!

— Так может, в том и делом, мастер Хью? — лукаво сощурился Таласс. — Ты любишь одиночество, я тоже. Но большинство горожан терпеть его не могут. Так сложилось, что изначально, при мастере Гануше, все начали жить обособленно, каждый за себя, думая только о том, как за себя и своих постоять. Теперь уже опасности нет, а привычка осталась, только сквозь эту привычку здесь вечно все ищут компании. Хотя здесь многие старые традиции чтут…

— Есть только дома?

— И это тоже.

— А скульптуры… Их… Их не мастер Роуз сделал? — решился на вопрос Хью.

Ему показалось, что Таласс побледнел.

— Нет… Роуз… Мастер Роуз не имел никакого отношения к этому парку. Наоборот, терпеть его не мог, и меня не пускал. Я только после его гибели осознал, как тут прекрасно.

— Здесь так красиво… Словно это все нерукотворные статуи… Как человек может подобное сотворить?

— Человек может… — пробормотал Таласс и широко улыбнулся. — А скажи мне, мастер Хью, раз тебе понравилось здесь… может, позволишь мне показать тебе что-то более интересное?

Бритт поднялась в свою комнату и села на кровать, рассеянно глядя перед собой в одну точку.

Что ей делать?

Первый план провалился — у Долл не удалось выяснить почти ничего нового. Ничего, что бы она успела понять из разговора с Гвендолин.

Стало быть, господин мэр и Долл заманивают людей, полных мечтаний и фантазий, в город, и… Что происходит дальше?

Бритт посмотрел на исчерканный силуэтами птиц альбом. Птицы? Но нет. И Дроссельфлауэр, и Долл, да и прочие боялись их не на шутку. И Бритт теперь могла понять почему. В ней до сих пор скребся птичьими когтями страх. С такими птицами мечтать будешь лишь о том, чтобы они сгинули.

Значит, что-то еще?

Или достаточно просто находиться здесь?

Бритт встряхнулась, ощущая, что ходит по кругу.

Хуже было то, что она так и не придумала, как уговорить Долл провести ее в ратушу. Впрочем… Может быть, это было не так уж и плохо.

«Если бы я добилась своего, что бы я делала на месте?» — подумала Бритт. — «Ведь Долл не спускала бы с меня глаз!».

Бритт вздохнула. Карандаш, лежащий на альбоме, медленно покатился к краю и упал на пушистый ковер. Бритт наклонилась за ним, и ее взгляд зацепился за открытую сумку, в глубине которой что-то блестело. Бритт на коленях подползла к сумке и засунула руку внутрь.

Зеркало!

Маленькое зеркало, по рассеянности засунутое на самое дно. Бритт носила с собой зеркало, чтобы поправлять прическу, но так часто забывала о его существовании, что не было ничего удивительного, что забыла и теперь.

Зеркало было маленьким, размером с ладонь, в изящной металлической оправе. И чем дольше Бритт смотрела на него, тем четче возникал в ее голове план.

Каменные львы все так же сторожили двери ратуши.

При виде незваной гостьи, бегущей к ним с другого конца Площади, они наклонили головы и зарычали.

Бритт, одетая в одну толстовку, без куртки и шарфа, в накинутом на голову капюшоне, запрыгала перед ними на одной ножке — вечерний мороз был колючим и неприятным.

— Я друг мэра! — сказала Бритт.

Львы смотрели мрачно, но скалится перестали.

Бритт сказала:

— У меня к нему очень важное дело от Долл!

И это сработало. Кажется, имя Долл служило пропуском куда угодно — или каменные сторожа вспомнили, что Бритт в самом деле была здесь утром. Какой длинный день…

Бритт взялась за тяжелое кольцо и, замирая, толкнула дверь — и львы не помешали ей, только заворчали гортанно, и она сочла за лучшее быстро проскользнуть в дом.

В ратуше стояла тишина. Дверь в обеденный зал была плотно прикрыта, свет приглушен — неужели никого нет дома? Тогда ей повезло вдвойне. Стараясь идти как можно тише, Бритт на цыпочках двинулась к лестнице.

Ее охватывали азарт и ужас пополам.

Еще ни разу ей не доводилось тайком проникать в чужой дом — тем более с корыстными целями.