Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

Но это только начало, дальше Он перейдет в наступление, движимый любовью, не знающей преград. Любовь, питаемая ответной любовью, зиждется на единстве помыслов, взглядов и убеждений, она – благороднейшая отрада, доступная человеку на Земле. Но любовь, даруемая Отцом Небесным, которую Он дарит вам, есть труд. Он требует и от вас той же любви, которой любит Сам Бог, любви Отца к Своим чадам, любви, доказавшей свою Божественность и всесилие тем, что для нее нет ни границ, ни препятствий.

Суть последующего (Мф 6, 7) сводится к одному: Спаситель хочет упредить вырождение Своего дела в некую карикатуру на него или в антихристианство[57], чего явно и не без основания опасается. Вдруг то, чем преисполнено Его сердце – Отец, искупление, Царство Небесное, – станут использовать для назидания и поучения, сделают предметом поклонения и так называемой веры, вместо того чтобы просто и здраво уверовав в это, воспринять всем своим существом как истину и реальность. В противном случае сформируется двойственное мышление – подлинное и неподлинное; сообразно с одним будут веровать, а с другим – выстраивать свои поступки и дела.

Примечательно, как почти все, от чего предостерегает в Нагорной проповеди Спаситель – от долгой, громкой молитвы «напоказ», публичного воздержания от всевозможных яств и напитков, осуждения, указания другим на их ошибки, назойливых наставлений, – кое-кто сегодня «именем Иисуса» как раз усердно и делает, насаждает, прославляя как истинное христианство.

Естественно, тот, для кого Бог – реальность, ничего такого делать не станет. Не будь Он реальностью, тогда христианству подобная поддержка действительно была бы нужна, но какой в этом толк?

Это идейное направление, скатиться в которое может тот, кто думает именно так, подпитывается сознанием собственной набожности, которое оттесняет, что примечательно, самого Бога на задний план. Но те, к кому обращается Иисус от начала и до конца повествования, – самые что ни на есть обычные люди, не отличающиеся особенным благочестием, но любящие Бога, доверяющие Богу, позволяющие Ему действовать в себе и для своего же блага.

«Берегите вашу праведность, или благочестие», – так начинает Спаситель. Тут хочется сказать: укрывайте ее подобно сокровищу! Только она соединяет с Отцом. Всякая потребность подавать милостыню, молиться, поститься исключительно напоказ, «блистать» перед другими, оскорбляет Бога и ослабляет хрупкие узы общности с Ним. Особенно это относится к молитве. Отцу достаточно увидеть пред Своим ликом твою взывающую о помощи душу, чтобы понять, чего ты хочешь; или хотя бы услышать эти желания и мысли из твоих уст. Единственная разумная причина моей молитвы – вера в то, что Бог откликнется на мою просьбу и сделает нечто, что поможет мне. Тогда единственная цель моей просьбы – чтобы Бог принял ее, откликнулся на нее.

Любая иная цель молитвы (например, «покрасоваться перед людьми»), равно как и любое иное средство, способное, по нашему разумению, усилить молитву (будь то красноречие или изысканность), для нее губительны и лишают святости. Да и общая молитва на богослужении творится, по сути, не ради духовного удовлетворения, а чтобы донести до Бога желания всех, и ее цель очень проста: получить то, что испрашивается. А тот, кто испытал «духовное удовлетворение» от публичной молитвы, – молился ли он вместе со всеми или только слушал, как молятся другие? То, что делает, к примеру, фарисей на «углах улиц», отнюдь не моление. Непосредственность, простота и отсюда – краткое «предметное» изложение, свойственное разговору ребенка с отцом – вот что требуется в этом случае от молящегося. Поэтому и молитва, которой нас научил Спаситель, предельно кратка, в ней нет ни одного лишнего слова, излагается она тем безыскусным языком, каким ребенок разговаривает с матерью. Спаситель называет в ней желания, которые волнуют сердца тех, кто с Ним. Они пронизаны скорбью по поводу нынешнего положения вещей и твердой верой, что оно непременно изменится, так взывает о помощи дитя, видя, как унижен (применительно к нам – даже в собственном сердце) отец, которого никто не знает и не чтит; как нет почтения царю, еще не воссевшему на престол, Богу, Чья воля попирается на Земле! Сердцевина молитвы – просьба «Да приидет Царствие Твое». И чтобы оно, которое Иисус возвестил «приблизившимся», однажды действительно наступило, им надо этого неотступно и страстно желать, к этому всеми силами стремиться (Мф 7:33). Вся мощь и весь смысл любой молитвы заключен в вере, в том, что молитва поможет, благодаря ей произойдет нечто хорошее и доброе, которое иначе бы не произошло, и все потому, что Отец, услышав, не оставит ее без внимания и в ответ на содержащуюся в молитве просьбу что-то сделает. В сыновстве Божьем есть нечто царственное – человек, равно как и весь человеческий род, должен влиять на свою историю, и его влияние особенно велико, когда он просит о чем-то в молитве, поскольку тогда действует сам Бог. Так с каждым днем будет приближаться к нам Царство Божие, вовлекая все больше зла, проклятий и прочего в творимое Иисусом искупление, пока однажды, когда эта предварительная работа достигнет некой высшей точки, в нем окажутся все зло и проклятие – и тогда наступит день Его Второго пришествия. Бог хочет стать сутью человечества, содержанием нашего блаженства («Царствие Твое») и нашего воления («воля Твоя»[58]) – Бог всё и во всем.

Всё это – дело Божье. И делает Он его, если человек того хочет и, веруя в Него, просит, делает прежде всего в нем и через него, просящего.

А пока оно не наступило, у нашей плоти, души и духа есть еще потребности, не дающие нам покоя, и Иисус учит Своих (прежде всего собравшихся тогда вокруг Него) вверять их Отцу. Житель Востока, в противоположность нам, плоть свою не баловал, учеников же Иисус приучил быть еще более нетребовательными. «Вода отыщется повсюду, вам остается только раздобыть кусок хлеба на день». Просят, стало быть, рабы, верно следующие воле Отца. Они нуждаются в этом и имеют право просить. Их душа, совесть желает для себя и для их дел полного покоя, пусть они его и не заслужили, но испрашивать в твердой надежде на прощение – могут. Они ведь постоянно подвергаются опасности нарушить свою верность Отцу или даже отпасть от Него, когда же искушение чрезмерно велико и с ним не совладать, им дозволительно повиниться перед Отцом, просить Его быть снисходительным к их слабости. Ведь дьявол их еще не покинул (в противоположность Иисусу, сказавшему: «Ибо идет Князь мира и во Мне (а не «в отношении Меня») не имеет ничего» (Ин 14:30), даже в какой-то мере по праву властвует над ними, привязывая их к себе. И тогда им следует возопить о помощи с верой в победу над злом.

Перед нами вновь встает все тот же вопрос: что подразумевает Иисус, говоря «не противься злому» (Мф 5:39)? Ответ не так прост, и прежде всего потому, что древнееврейский язык, на котором говорил Спаситель, не имеет среднего рода. Здесь «злое» у Спасителя означает некий принцип (можно домыслить: «как бы оно ни обернулось против тебя»). Но движущей силой этого принципа, его исходной точкой, или фокусом, являются личностные качества человека, они-то для Спасителя и есть, собственно, причина того, почему злое проявляется в человеческой душе. Он очень часто (как и Иоанн в своем Первом послании) говорит о зле, но почти всегда в такой форме, что неясно, какого оно рода — мужского или среднего. Насколько мне известно, «зло» на древнегреческом языке в среднем роде в Библии не встречается, в мужском же роде мы находим его у Матфея (13:19) и у Иоанна (1 Ин 5:18)[59]. Следовательно, здесь имеется в виду дьявол, злой дух. При этом Иисус и мысли не допускает поставить его на один уровень с Богом, будто «злой и добрый принципы» уравновешивают друг друга. Спаситель, не закрывая глаза на власть зла в настоящем, твердо убежден, что Он полностью покончит с ней в будущем, именно в силу данного Ему, как человеку, права, обещанного человеку еще после грехопадения (Быт 3:15) и унаследованного Им как Сыном Человеческим, как Сыном Божьим[60].

Человек по сути должен быть могущественным, но в то же время на нем держится вся власть зла, на той вере и покорности, с которыми он отдается ему во служение.

Вот что можно сказать о таинстве молитвы. Столь же потаенными должны быть твое милосердие и пост. Это в наших силах. Самоотречение, к примеру, тяготы, жертва сил и времени из милосердия Божьего, скажем, у постели больного или в подобных случаях переносятся на удивление легко, если не вести им счета. Как только человек начинает их подсчитывать, или, что еще хуже, хвастаться ими, скрытая сила Божья тотчас же оставляет его.