Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

Спасителю предстояло принять весьма сложное решение. Существует некая «солидарность религиозных, или консервативных, интересов», некая не поддающаяся описанию обязанность уважать благонамеренные устремления, направленные на сохранение добрых обычаев, вместе со всеми «верующими и благочестивыми», невзирая на различия в отдельных взглядах, выступать единым фронтом против «мира неверующих, безбожников». До сих пор Спаситель, насколько мог, так и поступал. А как быть сейчас? Можно просто сказать тому человеку «приходи завтра», или в течение дня где-то втайне встретиться с ним и помочь. Но нет, так поступить Он не мог. Бог – это свет, и Он не пойдет во тьму. Это то же лицемерие. Иисус однажды скажет (Лк 12:1 и далее): «Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие», то есть «берегитесь в угоду другим быть не такими, какие вы есть по существу, когда поступаете по совести!». И Спаситель решает сорвать личину праведности и благочестия, в которую рядится фарисейство. Он велит больному встать и выйти на середину, после чего спрашивает фарисеев: «Что должно делать в субботу? Добро или зло? Спасти душу или погубить?» До чего же легко, не советуясь с сердцем и разумом, а руководствуясь одной лишь буквой, на вопрос «Что должно делать в субботу?» во всех случаях давать один простой ответ: «Ничего! Ничего!» Особенно когда речь идет о том, как следует поступить другому, а наше дело – лишь уличать в дурных поступках и осуждать. Но сейчас ситуация сложнее. Поэтому Спаситель и обращается с таким вопросом. Он говорит себе, бывают случаи, когда «ничего не делать» нельзя, ибо это уже поступок, и причем греховный. И как быть тогда? «Творить добро или зло?»

Как только Иисус вынес из тьмы на свет этот животрепещущий, замалчиваемый всеми вопрос о двух путях, атмосфера в синагоге стала накаляться.

Ответа не последовало. «Зло» они сказать не могли, а «добро» – не хотели. «И воззрев на всех с гневом» – его взгляд переходил от одного к другому в поисках ответа, но не находил его, – Он, «скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою». Сам Иисус поостерегся что-либо делать, дабы не дать им повод укрепиться в своей греховной теории «исцеления через молитву». Смотрите – «и рука стала здорова».

Кто работал? Если бы фарисеи, упивающиеся своей исключительной набожностью, не утратили полностью чувства Бога Живого, как, впрочем, и чувства реальности вообще, то, услышав те слова, в искреннем раскаянии и самоуничижении пали бы перед Ним ниц.

Но нет: «Фарисеи, выйдя, немедленно составили с иродианами (которым Иисус мешал предаваться их земным утехам) совещание против Него, как бы погубить Его», чем, как они были уверены, субботу не оскверняли.

Этим мы завершаем картину о сопротивлении, которое оказали Спасителю инакомыслящие. Как мы знаем, противоречия обострялись с каждым днем. Пир с мытарями послужил противникам поводом называть Его, излучающего всеми клеточками Своего существа святую нетребовательность, обжорой и пьяницей, который водит дружбу с мытарями и грешниками. Но вспомним, какую характеристику дал Он им, восклицая: «Горе вам!» Иисус все более открыто и резко выступал против того воображаемого или мнимого благочестия. И это, по человеческим меркам, и послужило главной причиной Его скорой, насильственной смерти.

Обе Нагорные проповеди

Подробнее о помощи Спасителя больным и грешникам мы поговорим позже. Сейчас же, получив об этом первое представление и уяснив себе, как Он служил им делом, самое время перейти к Его служению словом. При этом, помня о стоящей перед нами задаче, уделим основное внимание исторической, а не поучительной и назидательной стороне слова Иисуса, сохраняя за собой право освещать каждую из них с позиции другой.

Более поздние проповеди Иисуса, раскрывающие Его мысли о Царстве Божьем, Царстве Небесном, к которым Он пришел в свете жизненного опыта прежних лет, изложены у Матфея (5:7) и Луки (6:20–49). Повествование Луки по сути – простой пересказ того, что говорил Спаситель в день, когда Он «наименовал Апостолами» двенадцать Своих учеников. Повествование Матфея – скорее упорядоченное собрание изречений Иисуса, касающихся христианского образа мыслей, попытка систематизации учения о христианском поведении. Так, в Евангелии от Матфея почти все сказанное Иисусом сгруппировано по темам, и каждая из них – законченная речь, посвященная одному кругу мыслей, и произнесенное в ней не повторяется в Его высказываниях по другой теме. Так, например, в главах 5, 6 и 7-й говорится о христианском поведении; в главе 10-й об апостольском служении, о призвании свидетельствовать о Христе; в главе 13-й – о Царстве Небесном до Второго пришествия Иисуса, в главе 25-й – о Царстве Небесном в дни Его Второго пришествия и т. д. Мы могли бы воспринимать это как результат писательского мастерства Матфея, в строгом порядке и наглядно передающего мысли Иисуса. И тогда на вопрос, когда произносилась та или иная проповедь, непросто ответить, если только отнести ее главные мысли к другим подобным – так, в Нагорной проповеди это будут Заповеди блаженства. Матфей ставит ее в своем Евангелии сразу после сообщения о том, что Иисус вышел на открытое служение, и это лишь для того, чтобы без промедления дать читателю полное представление о ее Заповедях, вовсе не подразумевая, что Иисус именно с Нагорной проповеди и начал Свое служение. И если меня спросят, когда она была произнесена, я предпочту ответить «Наверное, спустя какое-то время после начала Его открытого служения».

Обратимся прежде к Нагорной проповеди (главы 5–7).

Восхитительным Божественным дыханием пронизаны ее заповеди. Невидимое, могущественное Царство Божие, ласкающее души и обращающее к себе сердца. Бог Отец нисходит к людям и велит им прийти к Нему такими, какие они есть, со всеми изъянами своего естества.

Пророки ждали нового неба и новой земли, Бога, пребывающего среди нас, – Заповеди блаженства это и обещают: Царство Небесное, созерцание Бога, владение Землей. Из них следует, что начатки всего этого у нас уже есть, сейчас это новое только пускает первые ростки в потаенных уголках человеческого сердца, но однажды оно раскроется во всем своем великолепии, превосходящем все человеческие представления. То главное, что для этого требуется, каждый может обрести уже сегодня. Иисус не ставит никаких особых условий, без которых обычно не обходится гипертрофированное ханжеское благочестие. Тут нужны лишь бесхитростные благие помыслы, украшающие любого человека, кротость, милосердие, миролюбие. Нагорная проповедь настолько проста и человечна, что не оставляет равнодушным никого из людей, живущих на Земле.

Наше впечатление от этих обетований исказится, если мы к каждому из них, например, «Бога узрят», будем про себя прибавлять: «после смерти». В проповеди Спасителя нет и намека на смерть, Он думает о торжестве Своего дела, о наступлении Царства Божьего, и это подтверждают Его слова «ибо они наследуют Землю». Под Царством Небесным Спаситель подразумевает вовсе не «царство мертвых», да и вообще не то, к чему придем мы, а то, что придет к нам само[56]. Для Него, как всегда, важнее великое, всеобщее – окончательная победа. К нему обращены все Его мысли, отчего они так просты, ясны и непоколебимы. Но придет ли каждый в Царство небесное сразу или спустя какое-то время и что будет с ним, пока он не в нем, об этом Спаситель умалчивает. Не исключено, что иной «сразу после смерти попадет на Небеса», но обратите внимание, насколько редко Иисус говорит нечто подобное. Великая окончательная победа – вот что должно быть для Его слушателей главным.

Остановимся кратко на некоторых моментах.

Когда толпа слушателей, явно готовых смириться с суровым наказанием и подчиниться непомерным требованиям, с замиранием сердца и затаив дыхание обратилась в слух, и каждый думал: «Что Он скажет про меня? Есть ли у меня хоть какая надежда?», а Спаситель приветствовал собравшихся словами: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное», на их души светлым потоком излилась Божественная радость и ясность. «Он говорит именно о нас, недовольных собой, а значит, и обо мне». То было подобно перевороту, революции в делах религии. Недовольные собой и не удовлетворенные миром – вот кто такие нищие духом. Царство Небесное создаем не мы, оно не наше достижение, Спаситель и Царство Небесное в Нем – дар Божий нам. Потому и исходит из ничего, из пустоты в человеческом сердце. Из этого «ничего», из этой нищеты Спаситель так естественно выводит все более западающие в душу наставления, отчего та нищета – конечно же, под действием благодатной силы Царства Небесного (как бы в его атмосфере) – оказывается самым плодотворным нравственным принципом, новым неиссякаемым источником энергии для некоего спасительного образа мыслей, не вырастающего гордо из застывших правил поведения, а возникающего непроизвольно, без осознания своей красоты, из соединения собственной нищеты с блаженством Царства Небесного. Не могу не привести остроумную разбивку, заимствованную у Блюмгардта (его ли собственную, не знаю; во всяком случае, у Бенгеля, признанного в то время авторитета в тех кругах, ничего подобного нет). Во главу он ставит нищету, за которой следуют три пары человеческих качеств, слева у него те, свет которых внутренний, справа – свет внешний.