Готова на все (СИ) - Кирилл Кащеев

шаг вперед, навстречу оловянному взгляду отца, навстречу его новой жене, по-хозяйски расположившейся в бывшей маминой спальне. На секунду ей показалось, что отец собирается выставить ее вон — и она тут же испытала острое, ни с чем не сравнимое облегчение. Пусть он скажет хоть одно слово, и она рванет назад, и даже стыд перед бабушкой ее не остановит. Бабушка не одна, с ней, вон, Светлана Петровна, пусть боевитые старушки как-нибудь сами.

Отец поглядел Эле точно в середину лба, покосился на Светлану Петровну. Взгляд его стал отсутствующим, будто никакой Эли и не было, так, одна пустота. Он повернулся к бабушке, и демонстративно глядя только и исключительно на нее, процедил:

— Вам, кажется, угодно… — он снова дернул уголком рта и презрительно выдавил, — Поделиться?

— Ты теперь обращаешься ко мне на «вы»? — холодно поинтересовалась бабушка, выпрямляясь еще горделивее. Лишь рука ее на Элином запястье мелко-мелко задрожала.

— Я всегда обращаюсь на «вы» к чужим мне людям, — свысока сообщил отец, — Вы сами исключили себя из членов моей семьи. Променяли меня на этих… — он мазнул было взглядом по замершей Эле, но тут же спохватился и так и не соблаговолив показать, что вообще видит ее, отвернулся.

— Ты имеешь в виду свою дочь и внука? — потеряно, явно не веря тому, что слышит, пробормотала бабушка.

Отец поглядел на бабушку полным неизбывной укоризны взглядом. Так смотрят на вконец опустившихся, погрязших в уголовщине родственников — а ведь недавно были еще вполне приличными людьми!

— Ваша жажда имущества, — он в очередной раз скривился, — Заставила вас потерять всякий стыд, вы даже не постеснялись…

— Иметь стеснительную маму — это, конечно, преимущество почище любого имущества, — хмыкнула Светлана Петровна, — Но раз вы теперь чужие — так какая разница?

Отец едва заметно дернулся, явно больше всего на свете желая поставить ехидную профессоршу на место, но сдержался. «Тетя Света сама себе определяет «место для стояния», — одобрительно подумала Эля, — А непрошеным советчикам может и предложить сходить… во всякие неприятные места». Эля загрустила — почему она так не умеет?

— Отлично, — овладев собой, сообщил отец, — Желаете раздела — прошу, — взмахом ладони он пригласил бабушку в ее собственную комнату, и первый прошел в двери. Три женщины переглянулись, но деваться было некуда, и они покорно последовали за ним. Краем глаза Эля заметила как выглядывающая из бывшей маминой спальни некрасивая немолодая женщина неслышной тенью присоединилась к следующей за отцом процессии. Бабушка не замечала ее появление так же старательно, как отец «не видел» Эли.

— Ну что ж, — по-хозяйски обзирая бабушкину комнату со стареньким, 60-х годов двустворчатым шкафом, низкой тахтой и телевизором «Рубин» на тумбочке, объявил отец, — Это все, пожалуй, принадлежит вам. Кроме столика, его я привез из Чехии, — и он таким обвиняющим жестом ткнул в изящный раскладной столик с брошенной на нем катушкой ниток и очками в пластмассовой оправе, что стало ясно — столик был бабушкой злостно присвоен и теперь отец поймал старушку «на горячем».

Впрочем, бабушка была не в состоянии оценить таких сложных нюансов. В оцепенении она смотрела на своего сына:

— Саша, — тихо выдохнула она, — Ты привел меня сюда, чтобы делить со мной… мебель?

— А вы планировали поживиться? — презрительно обронил отец, — Не получится.

Бабушка пошатнулась и прислонилась к стене, поднося ладони к мучительно полыхающим щекам. Светлана Петровна старалась не глядеть на нее. Вместо этого она внимательно рассматривала отца и выражение лица у нее было как во время опыта в лаборатории, когда приборы выдавали очередной обескураживший и ни с чем не сообразный результат.

— Кастрюли тоже делить будем? Или мои лифчики? — дрогнувшим голосом спросила бабушка, — Вдруг пригодятся? — и покосилась на переминающуюся в дверях жену своего сына.

— Если вам угодно шутить, мы можем немедленно все прекратить, — резко бросил отец, — Но в таком случае я считаю всякие разговоры о продаже квартиры законченными и будьте любезны больше не направлять ко мне никаких… ходатаев.

Бабушка растерянно поглядела на Элю. Та быстро отвернулась. Она не может, не смеет заставлять бабушку пройти через такое. Но и сказать ей «пошли отсюда, пусть он подавится» у нее не хватило сил. Если отец не согласится на продажу квартиры — ни ей, ни Яське, ни самой бабушке не вырваться никогда!

Бабушка угрюмо опустила голову и уставилась в пол. Эля увидела как лицо отца вспыхнуло неприкрытым торжеством.

— Ну-с, надеюсь на вещи в спальне и моем кабинете вы претендовать не намерены, — хорошо поставленным лекторским голосом сообщил он и плотно притворил двери в обе комнаты, — Библиотеку я также оставляю за собой…

— Я собирала эти книги, еще когда ты был младенцем, — не поднимая головы, слабо пробормотала бабушка.

— Неважно. Книги для меня святое, — с абсолютной уверенности в своей правоте отмахнулся отец, — Теперь здесь, — глазом оценщика он осмотрел гостиную, — В этом шкафу, действительно, все ваше, — милостиво признал он, с явным сожалением оглядывая хрусталь и фарфор в серванте, — А вот гарнитур — имущество семьи и должен остаться здесь. — он кивнул на старинные, с гнутыми ножками диван и кресла.

— Гарнитур мне подарил дядя, когда уезжал в Израиль. Это единственное, что у меня от него осталось. Он принадлежит мне и останется у меня.

Будто не веря своим ушам, отец повернулся к бабушке и поглядел на нее сверху вниз. Она ответила ему таким взглядом, что Эля четко поняла — все. Лимит терпения и смирения иссяк. Обещанная бабушкина выдержка развеялась, как дым. Сейчас что-то будет. Эля вздохнула. Что ж, она так и предполагала. Подобные игрища — не для бабушкиного темперамента. Дурак отец и супружница его идиотка. Обуздывать они собрались неукротимую старушку. Еще одни «ковбойцы». Вот она вам сейчас как закусит удила…

Услужливое воображение нарисовало сцену из старого американского мультика: бабушка-конь, с неистовым ржанием встающая на дыбы, и отец, лысый пупсик в сползающем на нос сомбреро, ласточкой вылетает из седла…

— Хорошо, — с видом завоевателя, милостиво дозволяющего побежденному не включать в репарации любимую табуретку, разрешил отец, — Можете оставит себе. Но при одном условии! Эти вещи не достанутся… им, — и он посмотрел даже не на Элю, а как бы в Элину сторону, вроде и не видя ее, но в то же время ясно давая понять каким таким «им» не должна достаться антикварная мебель.

… и башкой об столб!

— Знаешь, я поняла, — вдруг задумчиво откликнулась бабушка, — Ты меня как живого человека уже не воспринимаешь.

… и еще копытами его, копытами! Подкованными.

— Ты просто делишь с моей внучкой мое наследство, и боишься как бы ей чего