Готова на все (СИ) - Кирилл Кащеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну хорошо, — тем же тоном, что и в кафе, выдал декан — то ли согласился, то ли отложил неприятный разговор. — Мы еще обсудим.
Во зануда! Бормашина ходячая! Прыщ на заднице!
— Когда мне завтра подъезжать? — покорно поинтересовалась Эля.
— Э-э, — с сомнением протянул декан, — Даже не знаю, у меня завтра много работы. — из голоса исчез весь напор, словно он в одно мгновение потерял интерес к предмету их разговора, — Я посмотрю, как у меня сложится и позвоню вам, когда мне будет удобно.
— Но у меня ребенок… из садика забирать… — попыталась пояснить ему Эля, но из трубки уже неслись короткие гудки.
Так и есть, уже начал. Рассчитываться и ставить на место. Эля повертела трубку и бросила на рычаги.
— Что он от тебя хотел? — настороженно поинтересовалась бабушка, отрываясь от «Карлсона».
— Как тебе сказать… В принципе, того же, что и вся наша братия: денег и научного признания, — задумчиво пробормотала Эля. Она не совсем понимала, что она сделала неправильно — может, восторга недостаточно выказала? — но чувствовала, что и на сей раз факультетское начальство осталось ею недовольно.
Телефон зазвонил снова. Эля испуганно поглядела на него и поторопилась схватить трубку. Неизвестно, как отреагирует отец, если они снова подойдут к телефону одновременно.
— Ну, Элька, и здорова ты языком чесать! — густой бас завкафедрой гудел так, что даже пластиковая мембрана трубки, казалось, ощутимо вибрировала у Эли под ухом, — Телефон у тебя — чисто Смольный, тридцать минут наяриваю, пробиться не могу! С кем можно столько трепаться?
— Да так… — промямлила Эля.
— «Так!» — передразнил зав, — Вот потому у тебя по грантам дело и встало вмертвую, что треплешься много, а научного руководителя — по заднице дать и работать наладить — нету. Ладно, раз все равно на телефоне висишь, и со мной уж поговори. А то как я с тобой слово сказать пытаюсь, так Олег Игоревич тут же нарисовывается — хрен сотрешь. Вот и звоню — авось прослушку на твой телефон наш декан еще поставить не догадался, — и он захохотал, предлагая Эле присоединиться к веселью.
Эля присоединилась. Щекочущее нервное хихиканье всплыло из глубины желудка, и она зашлась неудержимым, обессиливающим хохотом, всхрюкивая и в изнеможении откидываясь на спинку дивана.
Ой, Господи! Ой, какие ж вы одинаковые! Ой, не могу!
* Соответствующая работа в милом доме
Глава 23
Sweet home again*
— Не могу сказать, что он полон энтузиазма, но кажется, готов поговорить насчет раздела. Определенно — готов! — Светлана Петровна воинственно стиснула губы и лицо ее стало лицом скромной, даже застенчивой триумфаторши. Казалось, неукротимое довольство собой сочится изо всех пор морщинистого лица, стекает по подбородку и звучно капает в чашку с остывшим кофе.
Зато бабушка выглядела совершенно раздавленной. Остановившимся взглядом она смотрела прямо перед собой и тихо бормотала:
— Я, мать, его уговорить не могла, дочь он не слушал, а…
Эля торопливо ткнула ее кулаком в бок, пока бабушка не наговорила лишнего.
— Не пинай старушку, — тихонько буркнула ей Светлана Петровна и возвысила голос, — Хотя… — она поглядела на бабушку чуть виновато и торжества на ее лице стало меньше, — Если вы действительно хотите добиться раздела квартиры, вам потребуется вся ваша выдержка. Честно скажу — похоже, он не ожидал, что старая вешалка я, вот так внаглую влезу в ваш квартирный вопрос. По-моему, теперь он собирается как следует повыпендриваться, вдруг вам надоест, и вы сами откажетесь от продажи, — она недоуменно пожала плечами, — Убейте меня, так и не добилась, зачем ему это надо.
При этих ее словах бабушкины глаза вдруг полыхнули безумным, фанатическим блеском:
— А если он… Если он просто хочет нас удержать? — она вскочила и заметалась по комнате. Стаканы в шкафу тонко зазвенели в такт ее быстрым грузным шагам. — Не мог он вот так отречься от матери, дочери, внука! Это все она его заставляет, а сам он в глубине души…
— Ну очень-очень глубоко, — с тягостной безнадежностью пробормотала Эля.
Бабушка замерла посреди комнаты. Прижав руки к сердцу, она лихорадочными, полными мучительного вопроса глазами поглядела на Элю, потом на Светлану Петровну.
Воцарилась долгая пауза. Бабушка все смотрела и смотрела в их одинаково мрачно-иронические лица и надежда медленно уходила из ее глаз:
— Вы же не знаете его так, как я! — словно надеясь уговорить их, пробормотала бабушка, — Он всегда был очень самолюбивым мальчиком!
— Насчет любви это ты верно подметила, — не удержалась Эля и тут уже сама получила кулаком в бок от Светланы Петровны.
Еще помолчали. Бабушка быстрым, каким-то вороватым движением отерла ладонью глаза:
— Когда мой сын хочет поговорить о разделе? — звонким от напряжения голосом спросила она.
— Лучше сразу, пока я здесь, и у него нет возможности передумать. — отозвалась Светлана Петровна, — Если, конечно, вы в состоянии это выдержать.
— Я выдержала, когда его рожала, я выдержала, когда он в детстве болел, я выдержала, когда он делал карьеру и надо было помогать… Выдержу и сейчас, когда должна выпрашивать у него крохотную часть квартиры, которую он получил от меня! — горделиво сообщила бабушка и тут же лихорадочно ухватила Элю за запястье, — Ты пойдешь со мной?
Светлана Петровна болезненно поморщилась:
— Мне показалось, что против Эли он особенно дурно настроен. — ее глаза задержались на бабушкиных опухших пальцах, крепко, до боли, сомкнутых на Элином запястье и она осеклась, — Больших творческих успехов достиг мужик в деле построения семейного счастья… А, черт с ним, если договоримся, все равно ему с Элькой встречаться, так лучше при мне!
Они все трое решительно направились к отцовским дверям. И только бабушкины пальцы, судорожно перехватывающие Элино запястье, выдавали, чего ей этот поход стоил.
Отец стоял перед большим коридорным зеркалом и охорашивал «внутренний заем». Его ладони с чуть отогнутыми пальцами с такой бережностью оглаживали зализанные поперек лысины жидкие пряди, словно касались музейной вазы эпохи Мин. Не убирая ладоней, отец медленно повернул голову, одним взглядом окидывая замерших в проеме женщин. Его глаза ровно на мгновение остановились на Эле, и тут же губы повело вбок брезгливой гримасой.
Эля почувствовала, что в темных коридорах, полных вооруженными неизвестными, было не так жутко, как здесь, на пороге дома, в котором она выросла. Там по крайней мере можно, да и нужно было убегать. Здесь приходилось делать
