От дороги и направо - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А как-то раз зам главного инженера пришел с дочерью своей, Верой. Побыла она с нами часика полтора, а потом побежала на репетицию. Она в городском народном театре играла. Почти настоящая артистка.
Ты можешь представить, что за полтора часа знакомства с девушкой можно в неё влюбиться до полусмерти? Я тоже не мог. Но вот влюбился и всё! По уши. Как поют в одной песне: «Он потерял покой и сон. Он был сражен, он был влюблен». А в следующий раз, через неделю, она пришла на работу к отцу. Он от гастрита таблетки дома забыл. Она принесла. Я её дождался на выходе из заводоуправления и прямо в лоб ляпнул ей, что влюбился и полюбил. Не сплю, не ем – о ней одной думаю и мечтаю. И если не согласится со мной встречаться, съем килограмм сырца каучука, отравлюсь и приглашаю заранее её на похороны. Но и после смерти буду являться ей в виде привидения и громко, и страшно страдать о несбывшейся любви.
Вера на меня внимательно посмотрела и спросила: – Евгений, ты идиот?
– Нет, что ты! – обрадовался я беседе. – Я просто дурак! Но очень в тебя влюбленный.
– Дурак, это уже лучше. – Вера улыбнулась и взяла меня за руку. – Ты не уменьшай количество каучука на заводе. Отца моего пожалей. А вообще, я не против с тобой дружить. Ты открытый и честный. И симпатичный. Вот тебе мой телефон. Звони. Будем встречаться и прилично проводить время.
Она написала в маленьком блокнотике телефон, вырвала страничку и отдала мне. И ушла.
Я летал! Нет, я взорвался от распирающих сердце чувств и радостных надежд. И не зря. Всё вышло так, как я хотел. Она стала моей. Причем довольно скоро, через неделю. И поплыла наша любовь как вот этот речной трамвайчик. Плавно, спокойно и красиво. Куда плыла? Да к свадьбе, Стасик, к великому торжеству и таинству законного соединения душ, тел и сердец. Извини за красивость слога. Но так и было.
Было, было, да вдруг внезапно и сплыло. Через год закономерного слияния и соединения, ещё раз извини за пафос, слияния воедино Инь и Янь. Всё за какие-то пятнадцать минут улетело к едреней фене и к такой же матери.
У меня под эту сумасшедшую любовь и страсть к ней выползла из потёмок душевных ревность и подозрительность. Я вообще-то нормальный. Психика ровная, крепкая. Спорт укрепил. А тут как бабка нашептала приворот. Хотя никаких бабулек я не посещал и в хрень эту не верю. Но ведь со мной же это было! Кто наколдовал? Я ж за ней следил. Ходил иногда днями сзади. Незаметно, как ниндзя. А она, блин, куда только ни носилась. То к подружкам, то ногти пилить и раскрашивать, то в бассейн. Даже в библиотеку! Но.
Но были у неё и очень бесившие меня встречи. С какими-то студентами в прыщах. Сидят в кафушке, сок пьют и хохочут. Ну, когда толпой – бог с ними. Толпой – это так себе, развлечение детское. Так нет же! Она и в одиночку встречалась с двумя. Один длинный, худой, с усами большими как у тебя, похож на артиста одного, не помню, как зовут. И ещё с одним красавцем виделась раз по пять в неделю. В джинсах такой весь, часы золотые, батник на кнопках, прическа с бриолином под Маккартни. И «жигуль» у него вишневый. «Копейка». Первая модель. Короче, пацан упакованный и цену себе назначивший не маленькую. Вот он меня бесил! По-бешеному бесил!
Ну как это? Тут дело катит к свадьбе. Я хату под семейное гнездо оборудовал уже. Коляску для будущего сына импортную заказал летуну одному. В Чехословакию летает. В Польшу. А тут что? Тут разврат открытый почти.
Она к ним прислоняется, смеется, обнимается. Блин! Ну, я думаю: а жить с ней как? Это ж она не тормознет сразу привычки свои. А город у нас не Нью-Йорк. Меня знает столько народу, что тут же пустят гулять анекдот про то, как Женька Сурнин женился на шалаве и счастлив в браке, потому, что хата у него большая и рога в дверь не мешают проходить.
Так я где-то почти месяц за ней наблюдал. Понимаю, что мужик так не должен делать, что сам себя я в скотину непарнокопытную превращаю. Опускаюсь и теряю мужскую честь и достоинство. Но справился с собой кое-как. Еле-еле. Перестал шлындить за ней. Выпустил из виду. А душу-то рвёт на части всё равно! Такое, было дело, представлю себе про неё, что аж зубы скрипели и башку туманило. Но я держался. Так больше и не пошел ни разу за ней. Но стал у её дома вечерами сидеть. Ждать. Приходила когда в восемь, когда в десять вечера. Почти всегда одна. Я смотрел из глубины двора как она идет. Не качается ли? Не поддала чего покрепче? Да нет, вроде всегда в форме была. Ну, красавица, блин!!! Ты бы сам влюбился.
Ага, опять отвлекся я… Короче, один раз в пятницу часам к десяти идет, значит. И не одна, блин! А вот ты думаешь, что с этим, который в батнике и золотых часах? Хрен там. С длинным этим. Под ручку шли. К подъезду подходят и не разбегаются. Ну, проводил ты чужую женщину вечером домой – молодец. Герой! Делай ручкой и вали на скорости пока трамваи ходят. Нет – стоят, кукуют. Не, воркуют правильно будет… Потом он к ней наклоняется, лепечет что-то и носярой своим длинным как у Буратино прямо в прическу её вставляется. Вот на этом кадре фильма меня и подняла чёртова сила поганая. Я из темноты – к ним под фонарь.
– Привет! – говорю спокойно. – Целоваться будем или ты, жердь, так помрешь, нецелованным?!
– Ты что себе позволяешь! – это она мне. Я, значит, себе позволяю, а он, хмырь болотный, пришел сюда с чужой, повторяю, бабой в песочнице поиграть, птичек на деревьях послушать.
И что на меня навалилось – не помню. Как так вышло, что я его как штангу толчком поднял на вытянутые руки? А в нём там килограммов шестьдесят пять и было-то… И я его, значит, подержал наверху с минуту, а потом бросил на стенку дома правее двери. Стенку он долбанул довольно крепко. А потом ногами упал на асфальт, а верхней половиной своей – на травку и на цветочки. Я смотрю: по стене кровь книзу стекает. Не ручьём, но пятно ползло не
