Божественная комедия - Данте Алигьери

112 "Твой путеводный светоч да найдёт, —

       Он начал, — нужный воск в твоей же воле,

       Пока не ступишь на финифть высот!

115 Когда ты ведаешь хоть в малой доле

       Про Вальдимагру и про те края,

       Подай мне весть о дедовском престоле.

118 Куррадо Маласпина звался я;

       Но Старый — тот другой, он был мне дедом;[641]

       Любовь к родным светлеет здесь моя".

121 "О, — я сказал, — мне только по беседам

       Знаком ваш край; но разве угол есть

       Во всей Европе, где б он не был ведом?

124 Ваш дом стяжал заслуженную честь,

       Почёт владыкам и почёт державе,

       И даже кто там не был, слышал весть.

127 И, как стремлюсь к вершине, так я вправе

       Сказать: ваш род, за что ему хвала,

       Кошель и меч в старинной держит славе.

130 В нём доблесть от привычки возросла,

       И, хоть с пути дурным главой[642] всё сбито,

       Он знает цель и сторонится зла".

133 И тот: "Иди; поведаю открыто,

       Что солнце не успеет лечь семь раз

       Там, где Овен расположил копыта,

136 Как это мненье лестное о нас

       Тебе в средину головы вклинится

       Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,

139 Раз приговор не может не свершиться".[643]

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

1 Наложница старинного Тифона

     Взошла белеть на утренний помост,

     Забыв объятья друга, и корона

4 На ней сияла из лучистых звёзд,

     С холодным зверем сходная чертами,

     Который бьёт нас, изгибая хвост;[644]

7 И ночь означила двумя шагами

     В том месте, где мы были, свой подъем,

     И даже третий поникал крылами,[645]

10 Когда, с Адамом в существе своём,[646]

      Я на траву склонился, засыпая,

      Там, где мы все сидели впятером[647].

13 В тот час, когда поёт, зарю встречая,

      Касатка, и напев её тосклив,

      Как будто скорбь ей памятна былая,[648]

16 И разум наш, себя освободив

      От дум и сбросив тленные покровы,

      Бывает как бы веще прозорлив,

19 Мне снилось — надо мной орёл суровый

      Навис, одетый в золотистый цвет,

      Распластанный и ринуться готовый,

22 И будто бы я там, где Ганимед,

      Своих покинув, дивно возвеличен,

      Восхищён был в заоблачный совет.[649]

25 Мне думалось: "Быть может, он привычен

      Разить лишь тут, где он настиг меня,

      А иначе к добыче безразличен".

28 Меж тем, кругами землю осеня,

      Он грозовым перуном опустился

      И взмыл со мной до самого огня.[650]

31 И тут я вместе с ним воспламенился;

      И призрачный пожар меня палил

      С такою силой, что мой сон разбился.

34 Не меньше вздрогнул некогда Ахилл,

      Водя окрест очнувшиеся веки

      И сам не зная, где он их раскрыл,

37 Когда он от Хироновой опеки

      Был матерью на Скир перенесён,

      Хотя и там его настигли греки,[651] —

40 Чем вздрогнул я, когда покинул сон

      Моё лицо; я побледнел и хладом

      Пронизан был, как тот, кто устрашён.

43 Один Вергилий был со мною рядом,

      И третий час сияла солнцем высь,

      И море расстилалось перед взглядом.

46 Мой господин промолвил: "Не страшись!

      Оставь сомненья, мы уже у цели;

      Не робостью, но силой облекись!

49 Мы, наконец, Чистилище узрели:

      Вот и кругом идущая скала,

      А вот и самый вход, подобный щели.

52 Когда заря была уже светла,

      А ты дремал душой, в цветах почия

      Среди долины, женщина пришла,

55 И так она сказала: "Я Лючия;

      Чтобы тому, кто спит, помочь верней,

      Его сама хочу перенести я".

58 И от Сорделло и других теней

      Тебя взяла и, так как солнце встало,

      Пошла наверх, и я вослед за ней.

61 И, здесь тебя оставив, указала

      Прекрасными очами этот вход;

      И тотчас ни её, ни сна не стало".[652]

64 Как тот, кто от сомненья перейдёт

      К познанью правды и, её оплотом

      Оборонясь, решимость обретёт,

67 Так ожил я; и, видя, что заботам

      Моим конец, вождь на крутой откос

      Пошёл вперёд, и я за ним — к высотам.

70 Ты усмотрел, читатель, как вознёс

      Я свой предмет; и поневоле надо,

      Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.

73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда

      В скале чернела только пустота,

      Как если трещину даёт ограда,

76 Я увидал перед собой врата,

      И три больших ступени, разных цветом,

      И вратника, сомкнувшего уста.

79 Сидел он, как я различил при этом,

      Над самой верхней, чтобы вход стеречь,

      Таков лицом, что я был ранен светом.

82 В его руке был обнажённый меч,

      Где отраженья солнца так дробились,

      Что я глаза старался оберечь.

85 "Скажите с места: вы зачем явились? —

      Так начал он. — Кто вам дойти помог?

      Смотрите, как бы вы не поплатились!"

88 "Жена с небес, а ей знаком зарок, —

      Сказал мой вождь, — явив нам эти сени,

      Промолвила: «Идите, вот порог».

91 "Не презрите благих её велений! —

      Нас благосклонный вратарь пригласил. —

      Придите же подняться на ступени".

94 Из этих трёх уступов первый был

      Столь гладкий и блестящий мрамор белый,

      Что он моё подобье отразил;

97 Второй — шершавый камень обгорелый,

      Растресканный и вдоль и поперёк,

      И цветом словно пурпур почернелый;

100 И третий, тот, который сверху лёг, —

       Кусок порфира, огранённый строго,

       Огнисто-алый, как кровавый ток.

103 На нём стопы покоил вестник бога;

       Сидел он, обращённый к ступеням,

       На выступе алмазного порога.

106 Ведя меня, как я хотел и сам,

       По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:

       «Проси смиренно, чтоб он отпер нам».

109 И я, благоговением объятый,

       К святым стопам, моля открыть, упал,

       Себя рукой ударя в грудь трикраты.

112 Семь Р[653] на лбу моем он начертал

       Концом меча и: "Смой, чтобы он сгинул,

       Когда войдёшь, след этих ран", — сказал.

115 Как если б кто сухую землю вскинул

       Иль разбросал золу, совсем такой

       Был цвет его одежд. Из них он вынул

118 Ключи — серебряный и золотой;

       И, белый с жёлтым взяв поочерёдно,

       Он сделал с дверью чаемое мной.

121 "Как только тот иль этот ключ свободно

       Не ходит в скважине и слаб нажим, —

       Сказал он нам, — то и пытать бесплодно.

124 Один ценней; но чтоб владеть другим,

       Умом и знаньем нужно изощриться,

       И узел без него неразрешим.

127 Мне дал их Пётр, веля мне ошибиться

       Скорей впустив, чем отослав назад,

       Тех, кто пришёл у ног моих склониться".

130 Потом, толкая створ священных врат:

       "Войдите, но запомните сначала,

       Что изгнан тот, кто обращает взгляд".