Божественная комедия - Данте Алигьери

88 Вы разглядите, став на этот вал,

      Отчётливей их лица и движенья,

      Чем если бы их сонм вас окружал.

91 Сидящий выше, с видом сокрушенья

      О том, что он призваньем пренебрёг,

      И губ не раскрывающий для пенья, —

94 Был кесарем Рудольфом, и он мог

      Помочь Италии воскреснуть вскоре,[620]

      А ныне этот час опять далёк.[621]

97 Тот, кто его ободрить хочет в горе,

      Царил в земле, где воды вдоль дубрав

      Молдава в Лабу льёт, а Лаба в море.

100 То Оттокар; он из пелён не встав,

       Был доблестней, чем бороду наживший

       Его сынок, беспутный Венцеслав.[622]

103 И тот курносый, в разговор вступивший

       С таким вот благодушным добряком,

       Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.

106 И как он в грудь колотит кулаком!

       А этот, щеку на руке лелея,

       Как на постели, вздохи шлёт тайком.

109 Отец и тесть французского злодея,

       Они о мерзости его скорбят,

       И боль язвит их, в сердце пламенея.[623]

112 А этот кряжистый, поющий в лад

       С тем носачом, смотрящим величаво,

       Был опоясан, всем, что люди чтят.[624]

115 И если бы в руках была держава

       У юноши[625], сидящего за ним,

       Из чаши в чашу перешла бы слава,

118 Которой не хватило остальным:

       Хоть воцарились Яков с Федериком,

       Всё то, что лучше, не досталось им.[626]

121 Не часто доблесть, данная владыкам,

       Восходит в ветви; тот её дарит,

       Кто может всё в могуществе великом.

124 Носач изведал так же этот стыд,

       Как с ним поющий Педро знаменитый:

       Прованс и Пулья стонут от обид.[627]

127 Он выше был, чем отпрыск, им отвитый,

       Как и Костанца мужем пославней,

       Чем были Беатриче с Маргеритой.[628]

130 А вот смиреннейший из королей,

       Английский Генрих, севший одиноко;

       Счастливее был рост его ветвей.[629]

133 Там, ниже всех, где дол лежит глубоко,

       Маркиз Гульельмо подымает взгляд;

       Алессандрия за него жестоко

136 Казнила Канавез и Монферрат".[630]

ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ

1 В тот самый час, когда томят печали

     Отплывших вдаль и нежит мысль о том,

     Как милые их утром провожали,

4 А новый странник на пути своём

     Пронзён любовью, дальний звон внимая,

     Подобный плачу над умершим днём, —

7 Я начал, слух невольно отрешая,[631]

     Следить, как средь теней встаёт одна,

     К вниманью мановеньем приглашая.

10 Сложив и вскинув кисти рук, она

      Стрёмила взор к востоку и, казалось,

      Шептала богу: «Я одним полна».

13 «Te lucis ante»,[632] — с уст её раздалось

      Так набожно, и так был нежен звук,

      Что о себе самом позабывалось.

16 И, набожно и нежно, весь их круг

      С ней до конца исполнил песнопенье,

      Взор воздымая до верховных дуг.[633]

19 Здесь в истину вонзи, читатель, зренье;

      Покровы так прозрачны, что сквозь них

      Уже совсем легко проникновенье.[634]

22 Я видел: сонм властителей земных,

      С покорно вознесёнными очами,

      Как в ожиданье, побледнев, затих.

25 И видел я: два ангела, над нами

      Спускаясь вниз, держали два клинка,

      Пылающих, с неострыми концами.

28 И, зеленее свежего листка,

      Одежда их, в ветру зелёных крылий,

      Вилась вослед, волниста и легка.

31 Один слетел чуть выше, чем мы были,

      Другой — на обращённый к нам откос,

      И так они сидевших окаймили.

34 Я различал их русый цвет волос,

      Но взгляд темнел, на лицах их почия,

      И яркости чрезмерной я не снёс.

37 "Они сошли из лона, где Мария, —

      Сказал Сорделло, — чтобы дол стеречь,

      Затем что близко появленье змия".

40 И я, не зная, как себя беречь,

      Взглянул вокруг и поспешил укрыться,

      Оледенелый, возле верных плеч.

43 И вновь Сорделло: "Нам пора спуститься

      И славным теням о себе сказать;

      Им будет радость с вами очутиться".

46 Я, в три шага, ступил уже на гладь;

      И видел, как одна из душ взирала

      Всё на меня, как будто чтоб узнать.

49 Уже и воздух почернел немало,

      Но для моих и для её очей

      Он всё же вскрыл то, что таил сначала.

52 Она ко мне подвинулась, я — к ней.

      Как я был счастлив, Нино благородный,[635]

      Тебя узреть не между злых теней!

55 Приветствий дань была поочерёдной;

      И он затем: "К прибрежью под горой

      Давно ли ты приплыл пустыней водной?"

58 "О, — я сказал, — я вышел пред зарёй

      Из скорбных мест и жизнь влачу земную,

      Хоть, идя так, забочусь о другой".

61 Из уст моих услышав речь такую,

      Он и Сорделло подались назад,

      Дивясь тому, о чём я повествую.

64 Один к Вергилию направил взгляд,

      Другой — к сидевшим, крикнув: "Встань, Куррадо[636]!

      Взгляни, как бог щедротами богат!"

67 Затем ко мне: "Ты, избранное чадо,

      К которому так милостив был тот,

      О чьих путях и мудрствовать не надо, —

70 Скажи в том мире, за простором вод,

      Чтоб мне моя Джованна[637] пособила

      Там, где невинных верный отклик ждёт.

73 Должно быть, мать её меня забыла,

      Свой белый плат носив недолгий час,

      А в нём бы ей, несчастной, лучше было.[638]

76 Её пример являет напоказ,

      Что пламень в женском сердце вечно хочет

      Глаз и касанья, чтобы он не гас.

79 И не такое ей надгробье прочит

      Ехидна, в бой ведущая Милан,

      Какое создал бы галлурский кочет".[639]

82 Так вёл он речь, и взор его и стан

      Несли печать горячего порыва,

      Которым дух пристойно обуян.

85 Мои глаза стремились в твердь пытливо,

      Туда, где звезды обращают ход,

      Как сердце колеса, неторопливо.

88 И вождь: «О сын мой, что твой взор влечёт?»

      И я ему: "Три этих ярких света,

      Зажёгшие вкруг остья небосвод".

91 И он: "Те, что ты видел до рассвета,

      Склонились, все четыре, в должный срок;

      На смену им взошло трехзвездье это".[640]

94 Сорделло вдруг его к себе привлёк,

      Сказав: «Вот он! Взгляни на супостата!» —

И указал, чтоб тот увидеть мог.

97 Там, где стена расселины разъята,

      Была змея, похожая на ту,

      Что Еве горький плод дала когда-то.

100 В цветах и травах бороздя черту,

       Она порой свивалась, чтобы спину

       Лизнуть, как зверь наводит красоту.

103 Не видев сам, я речь о том откину,

       Как тот и этот горний ястреб взмыл;

       Я их полет застал наполовину.

106 Едва заслыша взмах зелёных крыл,

       Змей ускользнул, и каждый ангел снова

       Взлетел туда же, где он прежде был.

109 А тот, кто подошёл к нам после зова

       Судьи, всё это время напролёт

       Следил за мной и не промолвил слова.