Тридесятое царство - Андрей Шевченко

– И ты в одиночку бился с ними? – девушка поглядела так, что Светислав устыдился своего хвастовства.

– Нет, биться не пришлось. Требовалось не выходить из Лесу, уметь притаиться, видеть врага и оставаться невидимым. Так, поверишь ли, побывал у асилков на празднике.

– Они веселятся? Как мы?

– Асилки не звери. Хотя и не люди. Пять тысяч лет назад, когда боги вели войну за чародейную Мельню и Земля покрылась водой, те из племени великанов, которые жили у Пояса Рода, скрылись от наводнения в горные пещеры. Но гмуры, обитатели гор, воспротивились такому соседству, и начались стычки. Вода ушла, и великаны, которые теперь были много ниже прежних, заселили лес, и так появились рода асилков.

Я проходил посвящение во вторую Луну месяца лютеня, когда у них праздник прославления Велеса. Пробрался к их селению и затаился в старой листве большого дуба. Перун меня хранил. Недаром я принёс ему богатые жертвы перед испытанием. Вся берёжа особо почитает Перуна.

Асилки все – и старые, с седоватой шерстью, и дети – прыгали по кругу, хороводили совсем как мы, бросались в реку, обвешивались травами, обмазывались глиной, играли и шлёпали один другого. Этот род поселился у реки в вежах, дернушках, под навесьями. Потому меня не тревожили. Но в Лесу многие из них строят жилища на деревьях, в развилках. Они любят сидеть и качаться на ветках.

– Ты так и прятался на дубе три дня? – засмеялась Радислава. – Или не вытерпел и присоединился к их игрищам?

Смех девушки не уязвил Светя: был он не таким обидным, как там, на лугу, а сочувственным, даже с долей страха. Видно было, что ничего подобного она ещё не слышала.

– Нет, на игрищах я не бывал.

– Знаю. По вышивке на твоей рубашке. Тебе ещё десяток и девять лет.

– Уже два десятка. Вот приеду в селение и вышью новый знак. Нет, не вышью. Венцеслава, жена Яра, всегда мне на день рождения преподносит новую рубаху.

– Значит, ты уже не воротишься в городьбу. Может, женишься летом? – она сама смутилась своей шутке и поскорее спросила дальше. – И как вы там живёте маленькой ватагой? Скучаете, небось?

– На тоску нет времени. То дозор на лошади. Ведь от одной городьбы до другой – многие версты, и асилки могут выйти из Леса где – угодно. То таишься ночь в засаде. На отдыхе тоже забот хватает: оружие, одежду, обувь починить, частокол укрепить. Опять же стряпанье…

Радислава как раз пробовала свою похлёбку, зачерпнув из котла большой, видно, дедовой, ложкой с длинной, в виде лебединой шеи ручкой.

– Стряпня требует особой заботы и старания. В нашей семье у печи и огнища предводителями мой старший брат с женою… А как вы из буяров попадаете в ратники, в берёжу?

– Как попадаем – я уже тебе рассказал: через разные испытания и посвящения. А придумал такую охрану границы Леса мой дядя Ярослав. И началось это десяток и два года назад. Тебе известно, что, приплывя с Островов к Поясу Рода, наш народ сразу предложил установить границы заселения с гмурами и асилками? Старшие гмуров тогда сказали: «Равнина нам ненужная, а в горы не пустим». И всё. Однако ж они своим словам верны все годы. А вот асилки как раз наоборот: «Лес – наш, за Равнину откупайтесь животиной». Но ненасытность их с годами росла. Позднее начались захваты и даже убийства наших соплеменников. Лебеди, Журавли, Вороны присылали к нам своих ратников, но асилки быстро скрывались в Лесу и в схватки не вступали. Тогда Яр, которому было в две тысячи сто и четыре десятка восьмом году Купалы только два десятка и шесть лет, вышел на Большое вещенье племён и предложил родичам, как охранять селения от набегов. Теперь у нас четыре городьбы на границе. Да три у соседей Кречетов.

Каждая семья в свой черёд отпускает подростка в буяры. Их тоже придумал дядя. Два года буяры в учении: оружию, скачке, языку птиц и зверья, житью в городьбе, дозору и многому другому по необходимости. А в десяток и семь лет – испытание, трое суток в Лесу.

– А после – алая перевязь на лбу, перья Сокола не справа, как у всех, а на затылке, особый – кожаный – пояс, чтобы носить меч или булаву, – Радислава оглядывала пожитки юноши на стене. – Да ещё наузы против асилка, медведя, волка, росомахи, лесовика, рыси, моховика… Сколь их у тебя?

– Полтора десятка.

– Попрошу Гостомысла сотворить тебе один заговор – не оберёг от разных напастей, а на силу всесветную.

– Разве ж такие бывают?

– Если не было бы, родные не позволили бы мне ездить сюда за три десятка вёрст по безлюдью да одной.

– А Лебеди бывают в Прибрежье, у Моря? Не ради охоты на морского зверя, а по обычаю, по которому каждому надо хотя бы раз увидеть те берега?

– В прежние годы не только к берегу ходили, но и в Море на больших лодках, лишь бы немного приблизиться к недоступным теперь Островам. Но в природе многое изменилось. Студа. Другие ветра, каких раньше не бывало. Пронзительный, сбивающий с ног Паздерник мечется по Прибрежью, подобно голодному лесному зверю… Нет, буяр, Лебеди теперь не ходят к Морю. А Совы, которые поселились севернее нас, те уже третий год как распахивают Земли рядом с нашими, где прежде осенью и зимой паслась животина. На их пажитях в месяцы темень и сечень травы почти что нет. Гоняют коров – овец к реке Котугдани: племя Уток не препятствует… А ты, – встряхнулась Радислава от грусти, – бывал там?

– Три раза.

– В два десятка лет и уже три раза?

– Да, впервой с отцом в десяток лет.

– А вправду люди рассказывают, что Огни Сварога там намного ярче, что Море дышит, уходя и возвращаясь, а в озерах водятся такие большущие звери, как в Море?

– Вправду. И озёрный зверь куда опаснее здешних. Один – величиной как два жилища Гостомысла, с шеей в две сажени – выпрыгнул на берег и гнался за нами полверсты. Ни стрелы, ни копия его не брали. Только лошадьми и спаслись. Стыдно Соколам показывать врагу спину, да…

– Он не враг. Видать, Студа и сам поганый Вий, повелитель Подземья и Нави, мира мёртвых, родили таких чудищ.

– Все так и подумали: выродок Вия и Мары… Если Холод будет наступать, то и в этих озёрах заведутся дети чёрных богов.

Радислава вздрогнула и впервые в жизни с опаской поглядела на любимое озеро.

– Не допустите, боги. Что же нам тогда будет делать, как жить?

– А не страшиться. Вот наше племя боится Леса и ночного мрака. Но если примечать и постигать тайны природы, можно стать сильнее всех врагов и даже духов и чёрных богов. Я всегда знаю, что ожидает меня впереди. По ветру, по птицам…

– И что же шепчет тебе в этот миг Полуденник? – улыбнулась Радислава.

В самом деле, уже не пар из котла с грибной похлёбкой носился в тесных стенах Гостомыслова жилища, а дневной ветерок перелётывал из окна в окно, забавляясь игрой с висящими всюду травами. Он то тихо шевелил их у порога, то неожиданно врывался с другой стороны и напористо толкал, раскачивал какой-нибудь хорошо высохший пучок.

Светислав прислушался.

– В этом году он посвежел, подрос. Новое, губительное, дыхание Севера начинает влиять на детей Стрибога и здесь, на Равнине… Я же чувствую, что до завтрашнего вечера будет вёдро.

Радя засмеялась.

– Ты тратишь много времени, наблюдая за природой. Но, верно, часто путаешься. А я лучше спрошу у самого Полуденника.

Она ступила наружу и замерла. Подошёл и сел рядом Холень, вопросительно заглядывая ей в лицо. Ветерок нежно шевелил длинные волосы Лебедицы, а она прикрыла глаза и что-то неслышно шептала. Светислав заметил, как на другом берегу вдруг зашевелились ветви двух-трёх ив, когда остальные вокруг стояли неподвижно.

Наконец, Радислава заговорила, но очень тихо.

– С Северо-запада наползает большая туча, но здесь она не прольётся.

– Ветер тебе так сказал? – недоверчиво спросил Светь.

– Да. И ещё ему приятно, что ты назвал его повзрослевшим.

Она взмахнула руками и громко рассмеялась, вновь смутив своего гостя сомнением: не шутка ли это?

– Ты хочешь, Сокол, понять природу и тем самым покорить её. Но лучше быть её частью, и тогда не только Перун будет хранить тебя в Лесу, но и сам Лес.

– Да, лучше дружить с духами, наполняющими Мироколицу. Они ведь взбалмошны и переменчивы. Представляешь одно по приметам, а они вдруг передумают… – теперь засмеялся Светислав, и в этом смехе было недоверие.

Но вдруг через озерцо промчался, взволновав воду, вихрь, и воздух вокруг Радиславы наполнился ивовыми зелёно-золотистыми щелкунами. Они закружились над её головой, а когда девушка протянула навстречу руку, то заскользили по пальцам, летая то вверх, то вниз, вслед за движениями кисти. После она резко повернулась, и вся летучая зелень метнулась юноше в лицо и, враз омертвев, осыпалась на Землю.

– Значит, такое возможно?! – восхищённо воскликнул Светь и бережно поднял несколько щелкунов. – Полуденник, Стрибожий сын, будь и мне другом!

– А ты проверь, внял ли он твоим словам, – предложила девушка. – Глянь, как тяжело летит наш старый Каркунь, как бы не зацепил воду.