Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Марьян Камали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боль из-за предательства Бахмана и гибели господина Фахри была поначалу невероятно острой; Ройе казалось, будто с нее содрали кожу. Но со временем вместо содранной кожи образовался новый защитный слой. Огромная часть того, во что Ройя верила раньше, стерлась. Она чувствовала свои кости, кожу, глаза, руки-ноги, но ее сердце было накрепко заперто. Она сказала себе, что ее сердце будет отныне закрыто. Ее волосы были тщательно уложены, ручка чемодана впилась в ладонь – а ноги двигались сами собой. Она видела, что Зари беспокоилась, но глаза сестры светились от восторга. Она слышала, как плакала Маман, смотрела, как Баба пересчитал деньги – пачку незнакомых зеленых купюр, полученных в банке, – и отдал дочерям. Ее сознание отмечало все это словно во сне.
Когда они ехали в аэропорт, небо было чугунного цвета; казалось, что вот-вот пойдет дождь. Но из низких туч не проливалось ни капли. За окном проплывали знакомые дома и улицы, магазины, мимо которых девочки проходили тысячи раз. Кафе «Ганади», их старая школа и родительский дом Маман на улице Сорайя. Баба поехал длинной дорогой, чтобы девочки в последний раз посмотрели на город, который скоро окажется далеко от них – по крайней мере, на несколько лет. Он нарочно держался подальше от площади Сепах и улицы, где прежде стоял магазин канцтоваров. Ройю захлестнула любовь к родному дому, к родителям и ко всему, от чего она надолго уезжала.
– Нам ведь понравится кампус, правда, Ройя? – Зари сжала руку сестры.
Ройя кивнула.
– Все равно в этой стране больше нельзя оставаться. – Баба пытался говорить так, словно и сам верил сказанному. – Эти люди свергли нашего истинного демократического лидера. Теперь иностранные державы и их лакеи могут делать с нами все, что хотят. Пока что вам тут нечего делать. Езжайте. Езжайте и будьте свободными. Учитесь всему, чему только можете. Это лучше, чем жить тут, когда диктатор держит вас за горло, а военные могут стрелять, когда хотят.
Ройе хотелось, чтобы Маман остановила его и сказала: «Мехди, перестань говорить чепуху. Хватит нам твоей антишахской риторики». Но она просто подавляла рыдания и не сказала ни слова.
Девушки поднялись на борт самолета. А когда пролетали над городом, то держались за руки и не знали, останутся в живых или погибнут. Как же эта тяжелая машина держится в воздухе? Когда самолет набрал скорость и взмыл в небо, Ройе показалось, что она может потрогать тучи, несшие в себе тонны дождя. Они поднимались все выше и выше, ей хотелось, чтобы разбухшие тучи, повисшие над Тегераном, выпустили наконец свой заряд и пролили над всем городом и его жителями цунами слез. Но кто знает, может, эти серые тучи удержат в себе всю влагу и не прольют на город ни капли. Они все больше удалялись от родного города, и ее поразила мысль, что она теперь так и не узнает, прошел ли в Тегеране дождь, как не узнает и много всего остального…
Часть третья
17. 1956. Калифорнийская кофейня
В Калифорнии все было новым и удивительным, все походило на только что купленную игрушку. Залитые солнцем здания, красивые улицы, роскошные магазины, облегающие рубашки на мужчинах и шикарные наряды на женщинах словно сошли с экрана кинотеатра «Метрополь». Но, несмотря на их уютный и полный солнца новый дом, Ройя страдала от постоянной тоски по родителям. Только Зари связывала ее с предыдущей жизнью.
Сестры поддерживали друг друга. Они привыкали к жизни в пансионате, осваивали правила колледжа Миллс. Вместе они учились говорить на новом языке. Поначалу Ройя казалась себе клоуном, потому что восполняла нехватку английских слов жестами или чересчур активно пожимала плечами. Не хватало только нарисованных на лице слез.
В новой стране она ощущала себя как в полутемной комнате. Сначала ничего не различала, все вокруг расплывалось. Но постепенно она приспособилась и стала лучше видеть все окружающее. Нечеткие формы медленно и постепенно обретали контуры. Ройя и Зари поправляли ошибки друг друга, хотя часто выглядели как слепые поводыри. Они вежливо улыбались хозяйке пансионата, миссис Кишпо, у которой жили вместе с другими иностранными студентками.
Вообще-то Ройя не хотела уезжать из Тегерана, даже несмотря на свои обиды и боль, несмотря на ужасные события в политике страны. И все же выбора у нее не оставалось, и ей пришлось – потихоньку, шаг за шагом – создавать новую жизнь. Ей надо было идти вперед. А Зари удивила ее. В Тегеране сестра часто казалась ей эгоистичной и пустоватой. Но теперь, когда в их жизни началась новая глава, Зари жадно, даже слишком, впитывала в себя новую американскую культуру; так хватает ртом воздух тонущий человек. На втором курсе женского колледжа Ройя и Зари учились успешно; у них была небольшая группа подружек, они ходили с ними в кино, обедали, иногда пили земляничный коктейль. Даже несмотря на тоску по дому.
Успешное изучение языка и учебные программы по химии и биологии отнимали почти все время. Ройя сторонилась парней. Зато Зари по-прежнему оставалась общительной и, глупо хихикая, вживалась в Америку. Вскоре с ней стал все чаще видеться Джек Бишоп, молодой человек, с которым она познакомилась в доме их одногруппницы. Юсоф, не говоря уж про всяких там Хасанов, Хосейнов и Ахмедов, не шел ни в какое сравнение с этим Джеком. Внешне он напоминал лесоруба – широкоплечий, коренастый, со светлыми волосами, требующими стрижки. Он постоянно курил, ухмылялся и откидывал волосы со лба. Его отец служил коммивояжером, а Джек хотел сбросить ярмо капитализма и изучать сочинения Уолта Уитмена. Зари утратила почву под своими изящными ножками. Ройя наблюдала, как сестра превращалась из практичной иранской девицы, мечтавшей о шикарных вечеринках и богатом муже, в любознательную студентку, которой больше всего на свете хотелось понять, почему Джек Бишоп так сильно любит поэзию. Ройя не впервые убедилась в непредсказуемости юной любви: в присутствии Джека Зари буквально порхала от счастья. Вот так она и влюбилась.
* * *
Сидя за круглым столиком в кафе на Телеграф-авеню в Беркли со стопкой
