Жуть - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время младенец нашёл глазами Велора и замер, точно чучело. Зрачки расширились, налились жёлтым светом. Велор смотрел, не отрываясь, и вдруг увидел туннель, о котором так много упоминал в своей книге. Добрый и убаюкивающий свет, которому хотелось подчиниться, сдаться на золотистую милость, позволить унести себя далеко-далеко… От резкого звонка таксофона глазные яблоки младенца пошли трещинами, туннель задрожал и стал разваливаться на куски, осколки доброго света брызнули во все стороны… Треск и жужжание разрушили гармонию. Велор бросился к телефону и сорвал трубку.
— Что ещё?
— У нас проблемы! Это трамбователь, ни в коем случае не смотри ему в глаза. Вот скотина, всё забыл! Очнись же!
— Спокойно…
— Я-то спокоен, это ты между тем и этим болтаешься, а не я. Не смотри этой твари в глаза и не прикасайся к ней, избегай всеми силами, понял?
— Понял-понял. В этом проблема?
— Нет. Проблема в теле.
— А что с ним?
— Оно живо, в коме! Эта тварь здесь именно поэтому.
— Ну так пошли своего… этого, как его… чтобы добил.
— Не получится. Надо звонить, договариваться, а они там все мутные… можно другого напрячь, но у нас вообще сложно с этим. На мокруху не всякий согласится, чёрт. Чёрт! Не самому же идти.
Негодование в трубке показалось Велору несколько наигранным.
— И что теперь?
— А что теперь? А-а, что же, чёрт возьми, делать?.. Давай так: ты сейчас быстренько разбираешься с Неймегеном, а потом мигом к коматознику и… не знаю как, но делай, что хочешь… только он… ты должен откинуться. Если до тебя доберутся эти твари, мы тебя уже не успеем вытащить, понял?
— Понял.
— Действуй, дядя Велор.
Велор положил трубку и, стараясь не смотреть на уродливое существо, прошёл к Неймегену.
Оказавшись в кабинете, Велор осмотрелся и похолодел — очень многое показалось ему знакомым. Картина Веласкеса «Демокрит», с усатым мужчиной, многозначительно занесшим перст над глобусом, бар в виде гигантской аптечки, с огромным крестом из красного дерева, инкрустированным в лакированное тело из светлой сосны. Стол, ножки которого заканчивались тройными львиными лапами.
И, наконец, сам хозяин.
При виде седобородого старца что-то в Велоре переключилось, щёлкнуло, скрипнули пружины продавленной, как старый диван, памяти. И он вспомнил. Кое-что. Вспомнил, чем занимается лаборатория «Новая Власть» и почему нужно заставить Неймегена подписать контракт. Разумеется, никакие лекарства его компания не получит — просто нужны деньги, чтобы закончить исследования. Отправлять «туда» они уже научились, а вот принимать «оттуда»… Неймеген — остался последним из огромного списка всевозможных предпринимателей, чьи валютные карманы лаборатория безуспешно пыталась вывернуть. И теперь, если не этот бородатый австрияк, то уже никто.
Велор задумался: почему же именно он согласился на эту, в прямом смысле, смертельную авантюру? Неужели снова деньги? Ну конечно, кредиты — вот в чём загвоздка. Велор набрал уйму денег и положил всё на счёт, и выписал доверенность на предъявителя. На того, кем он окажется, когда воскреснет. Интересно, знает ли об этом голос из трубки?
Велор потёр подбородок и уставился на старика. Что если не удастся его убедить? Он же неприступный, как Зальцбургская крепость, — верит только двум людям: себе и своей жене. И раз последняя разменивает второй десяток под крышкой гроба, значит, возможность убеждения сужается до единственного способа, впрочем, уже доступного лаборатории: отправить «туда» агента и заставить бизнесмена думать правильно.
Вот в чём заключается миссия Велора. Вот почему он оказался вдали от города на заброшенной стройке. Вот почему его убили.
Он подошёл к застывшему за отчётами бизнесмену, наклонил голову, чтобы совместить с чужой, но краем глаза заметил на стене пятирукого трамбователя и одёрнулся. В голове зашипела, как змея, неприятная догадка.
— Ну уж нет, напарник, концы в воду, значит? Ищи дурака, так просто меня не купишь, — взорвался Велор и вылетел прочь из кабинета.
* * *
Тело лежало на прежнем месте. Заглянув в затылочную «пробоину», Велор сморщился и сочувственно цокнул языком. Как же убить живое тело из загробного мира? Осмотрелся — никого, только васька тащится в окоп со свежими бутылями «беленькой». Велор направился к бомжу.
— А вдруг он жив? — встрепенулся бомж от неожиданной мысли. — Вдруг жив? И глаза его на меня смотрели, когда я карманы чистил, что если потом найдёт? Что если возвращать заставит?
Васёк окинул мутным взором окрестную разруху, бережно поставил на землю хрустящий пакет и потянулся за камнем. Взял один, взвесил, выбросил, поднял другой, нет, не то… подхватил рыжую арматурину — только испачкался и ладони поцарапал… Наконец, найдя какую-то железку, подошёл к телу, хмурый и серьёзный, как древнеримский гладиатор. «Надо, надо, надо, — вертелось в голове. — Добить надо, иначе расскажет, выдаст, вернётся, потребует деньги назад. Надо убить!»
— А ну прочь! Ну-ка прочь! Ишь, чего удумал, злодей! — пронзительно затрещал женский голос. Стайка ворон захлопала крыльями и с карканьем поднялась в воздух.
Васёк выронил оружие и, прихватив пакет, поторопился в укрытие.
Не успела женщина подумать «зря я это затеяла, меня же и привлекут», как на стройке появилась вызванная ею машина скорой помощи. Проверив пульс, санитары затащили тело в карету и, разбрызгивая в воздухе сине-жёлтые тревожные огни, понеслись в реанимацию.
Пока везли, санитару пришла в голову неожиданная мысль. Ужаснувшись притаившейся в тёмном тайнике души непрофессиональности и возможной измене клятве Гиппократа, он подумал: «А если оформить его бомжом, а органы продать?». Санитар закурил, руки дрожали. Мысль не унималась, билась, как попавший в сети карась. «А почему бы и нет, вколоть что-нибудь, чтобы зажмурился, и записать, мол, не довезли… мало ли бомжей на стройках находят… только те больные насквозь, а этот вроде здоровый, одет прилично, может с гастритом только, так ведь кто сейчас без гастрита…» После первой сигареты санитар тут же поджёг вторую и закашлялся.
Велор был близок к отчаянию. Трамбователи, эти мерзкие безногие существа с пятью пухлыми ручками и младенческим личиком, закреплённым на тонкой суставчатой шее, осаждали его со всех сторон. В больнице они были повсюду, так много, что Велор с трудом смотрел по сторонам, каждый раз рискуя встретиться взглядом с одной из тошнотворных тварей. Кроме этого, стоило остановиться, они начинали медленно перешагивать, переставлять ручонки, приближались, вращая головами, как индюки на кормёжке. В карете скорой помощи один из них подошёл так близко, что Велору удалось рассмотреть его во всех подробностях. Тогда он с ужасом понял, почему к ним нельзя прикасаться…
Его время подходило к концу, рано или поздно их станет слишком много, ему просто некуда будет убежать. И если он не встретится с одним из них взглядом, то уж наверняка коснётся. А уж тогда…
В углу за стойкой регистратуры зазвонил невидимый никому кроме Велора АЖТ-69. По удачной случайности, или по неким законам загробного мира, вокруг таксофона ещё не было ни одного трамбователя. Глядя под ноги, Велор шагнул в будку и снял трубку.
— Дядя Велор, что ты здесь делаешь? Почему не закончил с Неймегеном?
— Ну и сволочь же ты… Ты всё подстроил! Тебе совершенно не нужно, чтобы я вернулся. Ну уж нет, голыми руками меня не возьмёшь… сейчас я разберусь с этой нечистью и займусь тобой. Если ты меня не вытащишь — пущу и тебя, и весь ваш лаб в такие шишкины дали, что вам…
— А-а, память вернулась…
— Ещё как!
— Ну, тогда ты, наверное, помнишь, где находится твоя доверенность на предъявителя.
— Что?!
— Доверенность… та, что мои лаборанты нашли под обивкой твоей двери… та, что сейчас лежит у меня на столе.
— Сволочь!
— Приходится, знаешь-ли, приходится… А ты неплохо подготовился, думаю с такой суммой, нам даже Неймеген не нужен, так что бывай… до встречи в этой, как её…
Велор оторвал трубку от уха, врезал ею по старому таксофону, переделанному под
