Графъ - Аля Пачиновна

Мария с удовольствием подхватила тему и томно заговорила, доверяя сакральную тайну Лериной щеке:

- Большинство мужчин не умеют обращаться с женской вагиной. Зато прекрасно знают, как нужно сосать, - рыжая оскалилась, ехидно глянув на Глеба и пальцами ласково очертила контур груди девочки. Глеб ощутил, как под рубашкой вдоль позвоночника прокатилась крупная капля пота и сгинула где-то в складках под поясом брюк. - Я их делю условно на два типа: комбайнеры - они прут по ней, как по пашне, и виолончелисты, которые пиликают там свою партию, иногда мимо всей оперы. А Глеб… - чертовка снова усмехнулась, и обхватив пальцами подбородок Новодворской, скользнула языком в приоткрытые губы, - Глеб делает это, как женщина и давно превзошёл своего мастера. Хочешь, покажу?

Хотела она или нет, было не совсем понятно. Почему-то, вдруг, самому Глебу перехотелось, чтобы Мурка показывала девочке то, в чём превзошёл её ученик. Ученик хотел сам показать. Первый.

Но если он прервёт игру, Мария Сергеевна сделает неправильные выводы. Она хоть и умная баба, хваткая, а мозг все равно женский, склонный все излишне романтизировать. Значит, нужна инициатива со стороны девочки. Это она должна остановить Муркины Фаберже. Не он. А самый лучший способ добиться от женщины желаемого - предложить ей на выбор два варианта событий, из которых она выберет тот, что даёт время на попытку отыграться. Цимес в том, что этот вариант - именно то, что тебе нужно.

- Решайся, девочка, - подначил Глеб, пока айсберг окончательно не растаял, - или Маша здесь и сейчас. Или я. Потом, когда ты захочешь.

Есть! Девчонка распахнула глаза как раз в тот момент, когда пальчики рыжей уже готовы были скользнуть за край ее трусов. Она взмахнула руками, набрасывая на плечи забытый под гипнозом халат, но задела фужеры с вином. Звон бьющегося стекла отрезвил всех окончательно. Никто не пострадал. Лера трясла рукавом, который она успела макнуть в разлитое вино при попытке удрать и, судя по перекошенному лицу, жалела, что не может испариться.

- Нет, Глеб, ей в лесбиянки рано. - Мария поправляла на себе платье и смотрела на взъерошенную, растерянную девочку, - она ещё в мужчинах разочароваться не успела. Вся надёжа на тебя, - она усмехнулась. - Но с ней у тебя сложности будут. Чувственная дикарка.

Дикарка куталась в халат и царапала полным отчаянной ненависти взглядом Глеба и его гостью. Наконец, не выдержала и, раздув ноздри, зашипела:

- Знаешь, что… Глеб? А не попробовать ли тебе однополые отношения по пути к моей женщине? Вдруг тебе понравится, глядишь, и потребность в ней сама собой отпадёт.

Она задрала подбородок, сильнее скомкала края халата в кулаках и ринулась к лестнице, сверкая розовыми пятками.

- Ты, вроде, за помощью приходила? - напомнил Глеб и встал со стула, поправив ремень над вздыбленной ширинкой.

- Спасибо, обойдусь!

- Да, погоди ты! Остынь! - он успел схватить ее за локоть уже на ступеньках.

Лера ощетинилась, дёрнулась, пытаясь вырвать свой сустав из его пальцев, но скорость сбросила. Подняла глаза, резанула голубыми льдами по его лицу, как бритвами.

- Пошли, - он потянул ее мокрый рукав за собой вверх по лестнице. И девочка пошла, нехотя переставляя ноги, как идут первый раз в камеру изолятора.

«Ненавидишь? Твоё право!» - думал Глеб, волоча ее по лестнице наверх. - Ненависть тонизирует. Но зачем презирать? Кто тебя тащил в «контракт»? Сама пошла. Могла книжки свои продать. Пожадничала? Жадность - худший финансовый советник в рискованных авантюрах. Скоро убедишься!»

Они остановились. Вернее, он остановился, а Лера начала выкручивать рукав из его клешни, когда поняла, что он втягивает ее в дверь своей спальни.

- Нет! - замотала она головой. - Я не буду…

«Будешь, будешь. Но не сейчас. Не сегодня».

- Это моя комната, - сообщил Глеб. В доме на первом этаже была ещё пара гостевых, но сигнал с их камер принимается дежурными охраны. А они и так уже сегодня свою порцию зрелищ получили. - До завтра меня не будет, можешь спать… спокойно.

Заходя, он щелкнул включателем, зажглись прикроватные светильники. Лера прекратила сражение за рукав. Дождался, пока буря окончательно стихнет и притянул ее к себе, занырнул в волну леденцового запаха. Она не отпрянула, вопреки его ожиданиям, а просто замерла, уперев в его грудь запястья. Сглотнула.

Сломать тебя, девочка, испортить, совратить. И попрощаться, избавиться и от тебя, и от наваждения, пока мираж не растаял. Пока не разрушились иллюзии чего-то чистого, светлого в его жизни. Пусть все останется предчувствием. Он получит ненадолго живой фейерверк дофамина. Она - свой гешефт. Глеб не обидит, но дать она должна бескорыстно. Тогда всё будет искренне, по-честному. И только от степени искренности эмоций будет зависеть размер его благодарности. А он умеет быть благодарным.

- Ты назвала меня по имени, - надо было остудить паузу. - Может повторишь? Не так много я прошу за свою чистую… - хотел сказать «игру», но вовремя осекся, - кровать.

Она не шевелилась, даже не моргала. Глеб тоже. Он делал острожные вдохи, черпал ее запах по чуть-чуть, смаковал, как сладость, прежде, чем аромат смешается в сознании со всеми остальными и превратится в одно из воспоминаний.

«Давай, отпускай, ну! Оттолкни. Укуси какой-нибудь фразой. Сделай что-нибудь, сука!»

Потому что, если он сейчас не завалит ее в постель, он завалит кого-то другого. И если он сегодня никому не вдует, отдуваться придётся Марии Сергеевне.

- А… если бы я решилась… там внизу, - она проглотила конец фразы и подняла глаза. В сумерках ночных ламп они казались чёрными, как море. - Ты бы правда отпустил? Глеб…

- Отпустил бы, - подтвердил он и счёл правильным добавить, - я предложил тебе выбор только потому, что знал, что ты спрыгнешь.

- Почему? То есть, откуда знал?

- Ты ни одно дело до конца довести не можешь. В последний момент соскакиваешь. Сама или обстоятельства вокруг себя для этого создаёшь, - море в глазах вспыхнуло, Глеб понял, что пора. Самое время разорвать почти болезненное притяжение. - Спокойной ночи, графоманка.

Отпустил. Отошёл. На сегодня хватит. Окинул взглядом свою комнату, коротко