Саласюк От июня до июня - Неизвестно

- Не может быть, - удивились у костра. - Врешь ты все. Где Америка, а где Белосток. Да и кто б его взял, американца? Он же ни по-русски, ни по-польски ни бум-бум.

- Этот американец вполне был бум-бум. Родом-то он из Августово, по фами­лии Хмелевский. Давно жил в Америке. И чего-то, холера его знает, перед войной приехал на родину. Но только он приехал, наши пришли, милицию организовы­вают. Он взял и записался. Послужил - не понравилось, а как выехать? И пишет тогда письмо американскому консулу в Москву: помоги, мол, мне выехать в Аме­рику. Консул добрый такой, заботливый, 300 долларов ему прислал. Получил он их, дурачок, как положено, и тут его, гада-шпиона, в ЧК загребли.

- Расстреляли?

- Навряд ли. Отправили куда-нибудь в Сибирь, поближе к Америке.

- Ну и дурак же ваш американец оказался. Съехал бы тихо в Литву, оттуда в Швецию - и поминай, как звали.

- Ну, не все ж такие умные.

- Про баб что-нибудь лучше скажи.

- А куда ж без баб денешься? Вот был в областной прокуратуре следователь Ленька Михельсон - проходимец не только Белостока, но и всех окрестностей. Он вообще редкую юбку пропускал. Заделал регистраторше паспортного стола Главицкой, нашего же первого Белостокского горотдела, живот. А во время коман­дировки в Гродно - двоим сразу: Евгении Монедо, красивая оказалась баба, черт побери, и еще какой-то бабенке. У этой Монедо еще и золотой перстень взял на память. И они все три написали жалобы прокурору области. А тут выяснилось, что он в долг набрал несколько тысяч - один только кладовщик гродненского ре­сторана «Беларусь» Моисей Соломонович Пуд отвалил ему, если не ошибаюсь, тысяч пять рублей. Да и придурки из Гродненской прокуратуры и местные ми­лиционеры ссужали ему в долг - этакий был расторопный Хлестаков. Он когда пребывал в Гродненской командировке, перед кучерами и официантами выдавал себя за начальника областного НКВД - и не платил им. Во смеху было. Что такому стоило охмурить дурочку регистраторшу из паспортного стола Главицкую? Но у этой Главицкой, я вам скажу, груди были могучие, как танковая дивизия. - Здоро­вый хохот прервал рассказчика. - А в ту пору начальниками по районам работали присланные восточники. Они сначала сами приехали, а жены их потом притащи­лись. Но пока те жены собрались - вызов, разрешения, наши командиры уже на жен польских офицеров переключились. Политрук нашего отдела Яценко отхва­тил себе такую кралю, что на нее только глянешь - и по стойке «смирно» сразу становится. Клотильда Эггерт ее звали, офицерская жена. Ох и баба, я вам скажу! Застрелиться можно. Яценке пришили, конечно, разложенчество и - с должности. А председателю райисполкома одного из районов за то же самое - ничего. Сошло с рук. А он этих самых жен польских офицеров в свой кабинет по ночам водил прямо в очередь.

- Не может быть! - не поверил народ у костра.

- А чего мне врать? Я как было рассказываю. Я тогда даже книжку об этом написал - «Рассказы оперативника» назвал. Популярно изложил в доступной форме, немного приукрасил, правда. Принес в местный Дом писателя, чтоб почи­тали, дали рекомендацию в издательство. Прихожу в этот Дом, а там писателей - больше, чем у нас в райотделе милиционеров. Человек шестьдесят, не меньше. Вообще-то их сбежалось в Белосток со всей Польши человек за двести. Может под триста. И варшавских воров в ту пору был полон Белосток. Намучились мы с ними, я вам скажу.

- С кем намучились-то? С ворами или с писателями?

- Мы, милиция, с ворами. Так вот, прихожу я в Дом писателей, а там дым до потолка, накурено, как у нас в райотделе, и все спорят, как спекулянты на рынке.

Только уже не о вещах и ценах, а о своих сочинениях. И что интересно, почти все, оказалось, пишут на еврейском. А я-то на русском написал. Кто на еврейском будет читать, я вас спрашиваю? А у них только один русский писатель был и два белорусских. На весь их писательский союз. Ну, я собрал этих троих, проставил им выпить, закусить и даю рукопись - почитайте, ребята.

- И что? Напечатали твою книгу?

- Не успели. Даже, наверное, прочитать не успели, - вздохнул Зимак. - Война началась.

- И вы думаете, Зимак, что ваши сочинения могли бы напечатать в коммуни­стическом издательстве? - строгим голосом спросил комиссар Ворогов. Когда он подошел к кружку у костра, Зимак и не заметил.

- Надеялся, товарищ комиссар, - вскочив с места, ответил Захар. - В областной Белостокской газете мои корреспонденции печатали.

- Корреспонденции о начальниках-разложенцах и о высоких спекулятивных ценах?

- О борьбе со спекуляцией, о проводимых операциях по задержании вооружен­ных польских националистов-подпольщиков.

- Но партизанам вы рассказываете о другом. Вы ехидничаете, ерничаете, рас­сказывая о советской власти, издеваетесь над ней. И мы в вашей позиции еще будем разбираться. - Ворогов повернулся и ушел.

Наступила угрюмая тишина.

- Ладно, давай конины хоть поедим. Кажется, готова. - Сказал кашевар, и все оживились. Только Зимак оставался мрачен.

На недоуменный вопрос Пранягина к командирам, требовавшим шалмана для Зимака, - из-за чего? - те мялись, говорили о бездельниках, нахлебниках, сио­нистах, еврейском засилье, о том, что они - «бесполезные». Говорили зло, отго­раживались якобы имеющимся таким мнением-требованием бойцов. Ничего не добившись, Пранягин решил поговорить с комиссаром, пусть он разберется и по­влияет.

- Ах вот о чем речь! - воскликнул Ворогов, выслушав вопрос командира. - Так у нас как раз сегодня собрание актива отряда, будут все коммунисты отряда. При­ходи, Павел Васильевич, там все обсудим, обговорим, узнаешь мнение рядовых людей.

Все мнения людей - рядовых и не очень - командир Пранягин знал давно и наизусть. Но на актив пришел.

Заседание это проходило в атмосфере частичной секретности (списки, допуск, «вам нельзя», «закройте дверь»), что должно было, по мнению его организаторов, придать «активу» ощущение значимости, нужности, избранности. Здесь собра­лось немало дельных людей, боевых партизан, но, заметил Пранягин, ни одного из слонимских и коссовских партизан не было. Пранягин не помнил, являлся ли кто-нибудь среди них коммунистом, но комсомольцы точно имелись, он знал. И уж тем более хватало боевых, героических людей.

Неизвестно, для чего комиссар собирал актив, какая предварительная тема зна­чилась для беседы, но заговорил он о следующем.

- Великий Сталин и партия учат нас, коммунистов и беспартийных, не терять революционной бдительности, уметь видеть в своих рядах и врага, и временного попутчика, чтоб вовремя принять соответствующие меры по защите нашего со­циалистического общества. Честные труженики, наши советские граждане имеют право быть защищенными от ядовитой, буржуазной, разлагающей пропаганды этих элементов. С открытым врагом разговор короткий - к стенке. Но «временный попутчик» потому и называется «попутчиком», что он пристал к нам, внедрился в наше общество временно, пока ему это выгодно. А как только выгода кончится - сразу уйдет в сторону. А мы с вами, товарищи, не из-за выгоды воюем с немецко- фашистскими оккупантами, а за нашу социалистическую Родину. До полного и окончательного разгрома врага. Я это к чему говорю? - спросил у аудитории ко­миссар, цепко, неотрывно глядя на лица собравшихся. Некоторые с любопытством глядели на комиссара, но были и такие, кто сидел, опустив лица вниз. Разговоры «о врагах» для партизан не являлись новыми - они постоянно жили в окружении врагов, как явных так и скрытых. Враги - это немцы, полицманы да засылаемые провокаторы-шпионы. Есть и другие вооруженные формирования, блуждающие по лесу, и дружественными не всегда их назовешь. Но сейчас, видимо, комиссар говорит о чем-то ином. И он разъяснил:

- Дело в том, что часть командиров взводов и рот нашего героического и са­мого крупного в области отряда обратилась с предложением к командиру отряда товарищу Пранягину избавить отряд от некоторых, так сказать, попутчиков. Речь идет о некоторых гражданах еврейской национальности и буржуазного, по сути дела, происхождения. Взять, к примеру, одного из них - Захара Зимака. Да, сей­час он с нами, в наших рядах. Но он из семьи мелкобуржуазных собственников. Ему чуждо рабоче-крестьянское понимание сложившейся ситуации. Мало того, он проводит вредную, смело можно сказать - враждебную пропаганду против Со­ветской власти, утрируя сложности ее становления в Западной Белоруссии после освобождения от режима пилсудчиков. Его разговоры отвлекают бойцов отряда от нацеленности на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, могут поко­лебать их веру в заботу Советской власти о трудовом человеке. Или Шимон Быч- ковский - сын раввина. При буржуазной Польше его мать имела крупную мясную торговлю - закупала мясо здесь, в белорусских землях, а продавала в Варшаве. И на этих спекуляциях семья Бычковских наживалась.

- Так при поляках этого мяса деть некуда было. Каждый рад был продать, каб гроши иметь,- вдруг пробасил один партизан-пулеметчик, командир отделения. - Это уже как колхозы организовали, мясо пропало.