Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

в основе этого общего мнения, была вера в «железный закон» – т. е. в неизбежную тесную связь между темпами экономического роста и темпами потребления энергии и нефти. Если экономический рост составлял 3–4 % в год, как вообще предполагалось, то и спрос на нефть будет также ежегодно расти на 3–4 %. Другими словами, доход был главной определяющей в потреблении энергии и нефти. И фактические данные в 1976, 1977 и 1978 гг., казалось, подтверждали эту оценку. В эти последние три года экономический рост после глубокого спада снова возобновился и составил в среднем 4,2 %, а спрос на нефть вырос в среднем примерно на 4 %. Вырисовывавшаяся картина будущего мира была проекцией тогдашних обстоятельств: подъем экономики будет по-прежнему опираться на растущий объем нефти. Экономический прогресс в развивающихся странах должен был увеличить этот спрос. Будущие результаты энергосбережения не учитывались. Сцена для повторения событий 1973 г. была готова.

Ахмед Заки Ямани, главный сторонник долгосрочной стратегии для ОПЕК, начал отходить от своей постоянной защиты стабильности цен и выступил за регулярные небольшие повышения, что способствовало бы энергосбережению и разработке альтернативных источников энергии. Это, говорил он, имело бы гораздо более желательный и менее дестабилизирующий эффект, чем насильственное повышение цен, которого все ждут. «На основании наших исследований и надежных источников, с которыми я ознакомился, – сказал он в июне 1978 г., – можно уверенно сделать вывод, что где-то в середине 1980-х гг., если не раньше, наступит дефицит предложения нефти….Что бы мы ни предпринимали, это время приближается».

Ямани высказывал точку зрения, уже ставшую общей в информированных кругах и экспортеров, и импортеров нефти. Даже в Вашингтоне некоторые, видя падение реальной цены на нефть и растущий спрос, уже считали, что скорейшее умеренное повышение цен значительно бы облегчило трудности в дальнейшем. Лет через 10, годом раньше или позже, развязка, безусловно, должна была наступить.

Но все также соглашались и с тем, что в сложившейся обстановке ничто не указывает на какие-либо резкие повышения цен в ближайший период. Так говорила экономическая наука. Политика, конечно, была совсем другим делом: она никогда с легкостью не вписывалась в модели темпов экономического роста и эластичности спроса. Ее нельзя было не учитывать. А политика не собиралась позволить кому-либо роскошь долгосрочной стратегии.

В последний день 1977 г. президент Джимми Картер, совершая вояж по трем континентам, на пути из Варшавы в Дели прибыл в Тегеран. Он сказал, что миссис Картер хотела бы встретить Новый год вместе с шахом и его супругой – настолько приятным было время, которое семья Картеров провела в обществе монаршей четы, шесть недель назад посетившей Вашингтон. Однако помимо приятных воспоминаний в выборе Картера играли роль аргументы практической политики. На Картера шах произвел очень сильное и благоприятное впечатление: он предпринимал значительные шаги в направлении либерализации и говорил о соблюдении прав человека. При таком взаимопонимании Картер имел теперь возможность оценить стратегическую роль Ирана и его лидера больше, чем прежде, когда он только стал президентом. Иран был той опорой, которая необходима для поддержания стабильности в регионе. Он был главной силой в противостоянии мощи и амбициям не только Советского Союза, но и радикалов, и антизападных сил. Его роль была определяющей в обеспечении мировых поставок нефти и как одного из двух ведущих мировых экспортеров нефти, и как сильной региональной власти.

Картер хотел также выразить благодарность шаху за его действия в соблюдении прав человека и изменение позиции по вопросу цен на нефть, что рассматривалось как главная уступка со стороны этого монарха. Более того, президент испытывал сожаление и неловкость по поводу беспорядков и применения слезоточивого газа во время прибытия шаха на Южную лужайку Белого дома. Он хотел рассеять какое-либо непонимание как в Иране, так и за его пределами и подчеркнуть неизменность американской поддержки. Итак, на ужине в канун Нового года он встал, чтобы произнести свой незабываемый тост. «Иран, – говорил он, – благодаря замечательному руководству шаха – надежный островок стабильности в одном из наиболее неспокойных регионов мира. В этом ваша заслуга, ваше величество, и заслуга вашего руководства, дань того уважения, восхищения и любви, с которыми ваш народ относится к вам». На этой возвышенной и многообещающей ноте президент и шах встретили наступивший 1978 г.

Но не все видели этот островок стабильности таким, как его описывал президент. Вскоре после визита Картера из поездки в Тегеран вернулся президент одной из независимых американских компаний, активно работавших в Иране. У него было конфиденциальное сообщение, с которым он хотел срочно ознакомить одного из своих директоров. «Шаху, – сообщил он, – грозят серьезные неприятности»[548].

Глава 33

Второй кризис: снова паника

Через неделю после отъезда Джимми Картера из Ирана одна из тегеранских газет опубликовала статью с резкими нападками на непримиримого противника шаха, пожилого шиитского священнослужителя аятоллу Рухоллу Хомейни, находившегося в то время в изгнании в Ираке. Статья была анонимной, но по всему было видно, что написал ее один из должностных лиц шахского режима. По-видимому, визит Картера придал уверенности шахскому правительству. Статья, несомненно, явилась результатом растущего раздражения резкими нападками самого Хомейни на шаха и его правительство, тайно распространявшимися на кассетах по всему Ирану.

Враждебность между монаршим домом Ирана и фундаменталистами доминирующего в стране течения ислама восходила еще к временам отчаянной борьбы за власть Реза-шаха с шиитским духовенством в 1920-е и 1930-е гг. и была частью более широкой борьбы между светскими и религиозными силами. Но статья в газете от 7 января 1978 г. положила начало совершенно новому этапу в этой борьбе.

Крах иллюзий и оппозиция

В середине 1970-х гг. стало ясно, что Иран не в состоянии переварить огромный приток нефтяных доходов. Нефтедоллары бездумно растрачивались на экстравагантные программы модернизации, пропадали в результате ненужных расходов и коррупции, порождая экономический хаос и политическую нестабильность. Сельское население устремилось в перенаселенные города, производство сельскохозяйственной продукции сокращалось, а импорт продовольствия возрастал. В стране господствовала инфляция, неизбежно порождавшая всеобщее недовольство. В Тегеране средний служащий или чиновник тратил до 70 % своей зарплаты на наем жилья. Инфраструктура Ирана не справлялась с внезапно свалившимся на нее грузом, устаревшая железнодорожная система была парализована, на улицах Тегерана постоянно возникали пробки. Национальная энергосистема, не выдержав напряжения, вышла из строя. В отдельных районах Тегерана и в других городах регулярно отключалось электричество, иногда на 4–5 часов в день, что гибельно сказывалось на работе промышленности и создавало сложности в быту, являясь дополнительным источником возмущения и недовольства.

Беспорядочно проводимая шахским режимом модернизация истощила терпение всех слоев общества. В поисках хоть какой-то уверенности они все больше прислушивались к призывам традиционного ислама и поднимавшего голову фундаментализма. Набирал очки аятолла Хомейни, религиозные устои и несгибаемая стойкость которого делали его знаменем