Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Администрация действовала так, словно в стране был кризис, который должен сплотить нацию. Однако общество не верило в его существование. И в ходе продвижения своей программы Картер воочию увидел, как в американской системе взаимодействуют особые интересы, в том числе либералов, консерваторов, нефтепромышленников, групп потребителей, автомобильных компаний, сторонников и противников атомной энергетики, угледобывающей отрасли, компаний коммунального обслуживания и защитников окружающей среды – со всеми их противоречивыми целями и задачами. Для Шлесинджера, однако, вопрос был абсолютно ясен. Перед Соединенными Штатами стояла «серьезная и долгосрочная государственная проблема». Он не думал, что мир вскоре останется без нефти, но считал, что высокие темпы роста потребления, которые в 1950-е и 1960-е гг. обеспечивали экономический рост, далее поддерживать не удастся. «Мы должны были ликвидировать зависимость нашего экономического роста от нефти, – пояснял он позднее. – Мы должны были полностью отказаться от этого». Уверенный в правильности своего анализа, он не был готов к обрушившимся на него дебатам и последовавшим сражениям. Присутствуя на многодневных слушаниях в конгрессе, он вспоминал совет одного умудренного опытом ветерана в Комиссии по атомной энергии, когда он был ее председателем: «Существуют три вида лжи – обычная ложь, чудовищная ложь и ложь в энергетике». Позднее Шлесинджер сказал: «У меня сохранялся своего рода менталитет времен Второй мировой войны. Если президент говорил, что какое-либо действие необходимо в государственных интересах, я считал, что он получит большую поддержку, чем нужно. Но что-то в стране изменилось. Будучи министром обороны, я знал, что все, кто не против вас, – с вами. Здесь же, в области энергетики, одни группы интересов противостояли другим. Было невозможно добиться консенсуса. Это угнетало».
Из всех вопросов по энергетике самым спорным и труднорегулируемым оказался вопрос о природном газе. Дело в том, что приход администрации Картера совпал с разгаром длившейся десятилетия политической и чуть ли не священной войны за цены на природный газ и контроль над ними – будет ли его осуществлять правительство, либо это сделает рынок. Борьба, которую Шлесинджеру пришлось наблюдать на заседаниях по природному газу в палате представителей, была настолько ожесточенной, что он сказал: «Теперь я знаю, как выглядит ад. Ад – это непрерывные и вечные заседания и совещания по природному газу». Все же компромисс, хотя и очень сложный, был достигнут. Цены на природный газ могли повышаться в ограниченных пределах. С некоторых объемов, на которые распространялся контроль над ценами, он был снят. Одновременно на те объемы, где контроль над ценами ранее был снят, он снова на некоторое время вводился, а в дальнейшем его предполагалось тоже снять. В целях ценообразования вводилось несколько категорий сырьевого товара, который по большей части состоял из стандартного набора молекул – одного атома углерода и четырех атомов водорода.
Несмотря на все политические битвы и, как результат, значительную потерю политического капитала, администрация Картера могла записать на свой счет ряд важных достижений на энергетическом фронте. «Принятие Национального закона об энергетике является своего рода водоразделом, поскольку с него начинается адаптация наших потребностей к имеющимся возможностям, – сказал, выступая в Лондоне, Шлесинджер. – Поворот на этом пути навязан нам – всем нам – предстоящими материальными и политическими ограничениями в области поставок нефти». Но, вспоминая почти двухлетнюю борьбу, которая последовала за призывом Картера к действиям, Шлесинджер не мог не сказать с горечью: «Ответная реакция была в меньшей степени близка к моральному эквиваленту войны Уильяма Джеймса и в большей – к политическому эквиваленту китайской пытки водой»[543].
Годы бума
К концу 1978 г. во всем мире, включая Соединенные Штаты, результаты политики, принятой после введения эмбарго, только начали ощущаться. Однако первая реакция на эмбарго была всеобщей и почти мгновенной. Резкие скачки цен, ожидание их дальнейшего роста, значительно возросшие денежные потоки и тревога инвесторов – все это породило глобальную, безумную, вызывающую инфляцию погоню за нефтью. На просьбу охарактеризовать это мировое сумасшествие заместитель директора по нефтеразведке в компании Exxon ответил коротко: «Это было просто безумие». Разведка нефти, находившаяся вплоть до 1973 г. в застойном состоянии, теперь велась на полную мощность, цены на все виды оборудования, будь то полупогружное буровое основание, буровое судно с динамическим позиционированием или просто устаревшая установка на суше в Оклахоме, по сравнению с 1973 г. удвоились.
Более того, существенно перераспределился поток инвестиций. Теперь главной заповедью стало – любыми средствами обходить стороной националистически настроенные страны третьего мира. Во всяком случае в большинстве стран ОПЕК нефтеразведка была приостановлена в результате национализации, а что касается других развивающихся стран, то существовало довольно стойкое убеждение в том, что если какая-то компания и добьется там успеха, то плоды ее трудов будут захвачены практически целиком, прежде чем она сумеет ими воспользоваться. Так что по мере возможности компании перераспределяли свои средства на нефтеразведку в пользу индустриальных стран: в Соединенные Штаты, несмотря на растущий пессимизм по поводу нефтяного потенциала, в Канаду, в британский и норвежский секторы Северного моря. В 1975 г. Gulf полностью пересмотрела свой бюджет по всем странам. Каждый инвестированный доллар, который не был прочно закреплен контрактами, был тихо и незаметно изъят из третьего мира и переброшен в Северную Америку и Северное море. Royal Dutch/Shell к 1976 г. сконцентрировала в Северном море 80 % своих мировых расходов в добыче неамериканской нефти. «После 1973 г. и последовавшей национализации приходилось искать удачи уже на другом поле, – вспоминал один из директоров Exxon. – И мы отправлялись в те места, где все еще могли получить долю участия, какую-то собственность на нефтепромыслах».
Помимо этого нефтяные компании начали широко вкладывать средства в различные, не связанные с нефтью предприятия. Оправдать это было несколько трудно, особенно в тот период, когда они призывали к снятию контроля над ценами, ссылаясь на необходимость инвестировать все средства в энергетику и этим в сущности подрывали свою аргументацию. Такой переход к диверсификации отражал перспективы ухудшения и ужесточения деловой и политической обстановки, которые ожидали нефтяные компании в результате государственного вмешательства и регулирования. Была и еще одна причина – неотступный страх, что дни нефтяных компаний, да и самой нефти, могут быть сочтены в результате истощения геологических ресурсов. С 1970 по 1976 г. разведанные американские запасы нефти сократились на 27 %, а запасы газа – на 24 %. Казалось, что нефтяному счастью Соединенных Штатов вот-вот придет конец. И хотя фактические инвестиции компаний вне энергетического бизнеса были невелики по сравнению с общими финансовыми вложениями, их
