Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока события шли к развязке, Соединенные Штаты, самый главный союзник Ирана, продолжали находиться в состоянии замешательства и разброда. В течение почти всего 1978 г. государственные политики администрации Картера занимались другими глобальными и требовавшими неотложного внимания вопросами: подписанием Кэмп-Дэвидских рамочных соглашений между Египтом и Израилем, переговорами по сокращению стратегических вооружений с Советским Союзом, нормализацией отношений с Китаем. Американская политика основывалась на предпосылке, что Иран является надежным союзником и останется главной опорой в регионе. Из уважения к шаху и опасений вызвать его гнев американские политики продолжали дистанцироваться от противников шахского режима, а это означало, что у них отсутствовали каналы информации о положении в рядах растущей оппозиции. В Вашингтон не поступало даже сообщений о содержании речей аятоллы Хомейни, которые распространялись в Иране на ставших уже знаменитыми магнитофонных кассетах. Кое-кто в Вашингтоне был убежден, что волнения в Иране являются результатом тайного заговора, за которым стоит Советский Союз. И, как и всегда, возникал один и тот же вопрос: что может правительство Соединенных Штатов предпринять при любом варианте развития событий? Лишь очень немногие вашингтонские политики считали, что иранские военные смогут противостоять напору всеобщих забастовок и переходу религиозных солдат на сторону бастующих. Действительно, последние несколько месяцев 1978 г. в Вашингтоне ожесточилась борьба мнений относительно направления политического курса применительно к Ирану. Как помочь шаху, как обеспечить сохранность дружественного режима? Как оказать поддержку шаху, чтобы в случае его падения не вступить в антагонизм с его преемником? Как при необходимости отмежеваться, не навредив положению шаха, если он удержит политическую власть? Нерешительность и колебания в Вашингтоне приводили к противоречивым советам Ирану: шах должен быть жестким, шах должен отречься, надо использовать для подавления забастовок армию, следует соблюдать права, осуществить военный переворот, военные должны оставаться в стороне, должно быть введено регентство. «От Соединенных Штатов не поступило ни одной четкой и последовательной рекомендации, – вспоминал один из ведущих политиков. – Чем бросаться из одной крайности в другую и не принимать никакого последовательного решения, мы достигли бы лучших результатов, если бы сделали выбор, подбросив монетку». Разнобой рекомендаций со стороны Соединенных Штатов, безусловно, дезориентировал шаха и его правительство, мешал их расчетам и серьезно подрывал решительность. К тому же никто в Вашингтоне не знал, насколько болен шах.
Поспешные попытки выработать какую-то новую американскую позицию осложнял и тот факт, что средства массовой информации в Соединенных Штатах и в других странах проявляли крайнюю враждебность к шаху. А это в результате давало хорошо знакомую схему – критику с моральных позиций политики Соединенных Штатов плюс проецирование на нее романтического и нереалистичного представления о Хомейни и его целях. Один известный профессор писал в New York Times о религиозной терпимости Хомейни, о том, что «его окружение целиком состоит из людей с умеренными и прогрессивными взглядами», а также о том, что Хомейни создаст «так крайне необходимую модель гуманного правления для страны третьего мира». Постоянный представитель США при ООН Эндрю Янг пошел еще дальше: Хомейни, говорил он, в конечном счете будет отнесен в лику «святых». В растерянности президент Картер был вынужден немедленно заявить, «что Соединенные Штаты не занимаются канонизацией».
Непоследовательность была настолько велика, что один государственный деятель, занимавшийся с 1960-х гг. урегулированием всех ближневосточных кризисов, отметил такой «экстраординарный» факт, что «первое систематическое совещание» на высшем уровне по Ирану созвали только в начале ноября – когда было уже слишком поздно. Американский посол в Тегеране Уильям Салливен направил 9 ноября 1978 г. в Вашингтон доклад под названием «Мысли о немыслимом». Посол выражал сомнение в способности шаха удержаться на троне и предлагал незамедлительно приступить к разработке планов защиты и обеспечения американских интересов в Иране. Но в Вашингтоне, где полным ходом шли бюрократические баталии, не последовало какой-либо серьезной реакции, за исключением того, что президент Картер направил госсекретарю, советнику по вопросам национальной безопасности, министру обороны и директору ЦРУ короткие, написанные от руки записки с вопросом, почему его прежде не информировали о ситуации в Иране. А посол Салливен окончательно убедился в том, что при сложившейся ситуации в Иране у Соединенных Штатов нет «какой-либо определенной политической линии»[551].
«Потоки крови»
Декабрь 1978 г. был у шиитов месяцем траура, торжественных процессий и самобичевания. Главной датой шиитского религиозного календаря был Ашура – день поминовения мученика имама Хуссейна, символизирующий неослабное сопротивление нелегитимным тиранам. Хомейни обещал, что это будет месяц мести и «потоков крови». Он взывал к появлению новых мучеников. «Пусть они убьют 5000, 10 000, 20 000 человек, – заявил он. – Мы докажем, что кровь сильнее меча». По всей стране прошли демонстрации настолько масштабные, что повергали всех в ужас. Казалось, объединились все силы оппозиции. Армия на глазах разваливалась. У шаха уже не оставалось никакого выбора. «Диктатор может сохранять власть, убивая свой народ, – монарх не может действовать таким образом», – сказал он в частной беседе. Но что ему оставалось делать? И в дополнение ко всем оскорблениям и унижениям добавился еще и телефонный звонок. Шаху сообщили, что из Вашингтона звонит сенатор Эдвард Кеннеди. Несомненно, внутренне приготовившись к разговору с одним из главных американских либералов и защитником прав человека, шах взял трубку, чтобы услышать его спокойный голос, снова и снова, как заклинание, повторяющий: «Мохаммед, отрекись от трона, Мохаммед, отрекись…»
Специальная группа в Oil Service Company уже потихоньку начала готовить план эвакуации с месторождений 1200 иностранных нефтяников и членов их семей. Она подбирала карты, отыскивая в пустыне пригодные для посадки и взлета площадки, которые пригодились бы на тот случай, если аэропорты будут закрыты. Но к этой работе не относились слишком серьезно. Затем однажды днем Джордж Линк, человек из Exxon и главный менеджер в Osco, возвращался на работу после обеда. Когда водитель вышел из машины, чтобы открыть ворота, из кювета поднялся человек и что-то бросил в машину. Линк инстинктивно распахнул дверцу и выскочил. Через несколько секунд раздался взрыв. После этого к подготовке планов эвакуации стали относиться с полной серьезностью.
Забастовки снова охватили месторождения. Нефтедобыча опять резко упала. Обстановка была чрезвычайно напряженной. Помощником генерального директора был в то время Пол Гримм, приглашенный из Texaco. По своему положению он напрямую контактировал с рабочими. Огромного роста, прямолинейный в своих требованиях, Гримм предупредил тех иностранных рабочих, которые из страха и смятения присоединились к забастовщикам, что если они немедленно не приступят к работе, то будут уволены, и что
