Воспоминания самоубийцы. Надиктовано Духом Камило Кастело Бранко - Ивона Ду Амарал Перейра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великодушный руководитель больничного Департамента согласился, понимая, что в духе бывшего португальского торговца наступил момент для прогресса, и что, учитывая его религиозные принципы, к которым он непреклонно придерживался, для его собственной пользы было бы разумно, чтобы слово, внушающее ему наибольшее уважение и доверие, было тем же самым, которое подготовило бы его к адаптации к духовной жизни и ее преобразованиям.
В Легионе Служителей Марии и в службах Колонии были выдающиеся Духи, которые в прошлых жизнях носили священническую сутану, прославляя ее благородными деяниями, вдохновленными священными примерами Божественного Рыбака. Среди тех, кто сотрудничал в образовательных службах этого места, выделялся отец Мигель де Сантарем, служитель Марии, почтительный и смиренный ученик Учений, освященных на вершине Голгофы.
Он был директором Изолятора, учреждения, прилегающего к больнице Марии Назаретской, которое применяло строгие образовательные методы, поддерживая неизменную дисциплину, поскольку принимало только упрямых личностей, пострадавших от чрезмерных земных предрассудков или ожесточенных коварными предубеждениями и жгучей горечью сердца.
Обладатель невероятного терпения, уважаемый пример смирения, благоразумия и согласия, окруженный ореолом возвышенных чувств любви к несчастным и испорченным и исполненный отеческого сострадания ко всем Духам самоубийц, он был самым подходящим советником и наставником для обитателей Изолятора.
Помимо того, что он был священником, он также был глубоким философом, психологом и ученым. В одной из прошлых жизней, давно, он изучал тайные учения в Индии, хотя позже у него были и другие земные существования, в которых он всегда проявлял лучшие наклонности к выполнению христианского апостольства. Среди них последняя была в Португалии, где он жил под вышеупомянутым именем, которое использовал и за гробом, в качестве искреннего и честного религиозного деятеля.
Брат Теокрито доверил кающегося Херонимо этому преданному работнику, будучи убежденным в его способности решать проблемы столь сложной природы. В тот же вечер, когда сумерки заполняли серыми облаками заснеженные сады на окраинах больницы, Херонимо де Араужо Силвейра был переведен в Изолятор под защитную опеку священника, как он и желал. С того дня мы потеряли из виду бедного товарища по вине. Однако год спустя мы имели удовольствие встретиться с ним снова. В последующих главах мы вернемся к рассказу об этом дорогом товарище по реабилитационной борьбе.
На следующий день после нашего поступления в Астральный Институт мы начали ежедневно посещать клинико-психические кабинеты, где нам проводили очень эффективные магнетические процедуры, так как через несколько дней мы уже чувствовали себя более оживленными и рассуждали яснее, постепенно укрепляясь, как будто принимали восстанавливающие тоники. Мы ходили в эти кабинеты каждое утро в сопровождении наших любезных санитаров. Мы входили группами по десять человек в приемную, окруженную небольшими мягкими скамейками, где ожидали короткое время. Таких отделений было несколько, все они располагались в длинной галерее, где выстроились в ряд впечатляющие колонны, создавая величественную перспективу. В этих помещениях преобладал индийский стиль, располагающий к серьезности и размышлениям.
Мы вошли в залы.
Пропитанные голубоватым фосфоресцирующим светом, еще не воспринимаемым в тот момент нашей духовной способностью, размеры этих кабинетов были не очень большими. Там были небольшие восточные подушки из белого плюша, расположенные полукругом, чтобы мы могли сесть. Шесть индусов ожидали пациентов, сосредоточенные на своей благотворительной работе.
Поначалу эти церемонии, впечатляющие и почти таинственные, нас очень интриговали. Мы не знали индийских психологов в Португалии. Также нас не привлекали исследования трансцендентального характера. Поэтому теперь мы удивлялись, оказавшись под опекой и защитой группы восточных посвященных, в реальное существование которых мы верили лишь относительно, воображая их чрезмерно мистическими и легендарными.
Обстановка, в которой мы находились, пропитанная религиозным помазанием, которое мощно воздействовало на наши способности, смягчая их под влиянием религиозного рвения, производила столь глубокие и притягательные впечатления на наши Духи, что, смущенные тем, что считали необычным, мы думали, что спим. Когда мы входили в эти кабинеты, насыщенные неизвестными добродетелями, в первые разы нас охватывала непреодолимая сонливость, которая приводила нас в состояние, похожее на полубессознательное.
Мы садились по указанию индусов в полукруг, образованный подушками. Пятеро из этих духовных психологов располагались позади нас, на равном расстоянии друг от друга, охватывая полукруг. Шестой становился впереди, как бы замыкая круг, внутри которого мы оказывались пленниками, скрестив руки на уровне талии, с внимательным и сосредоточенным лбом, словно испуская ментальные силы для милосердного обзора и инспекции внутри нашего измученного существа.
Мы слышали вокруг себя гармоничный шепот молитвы. Но мы не могли различить, молились ли они, призывая возвышенные добродетели Небесного Врача для нашего облегчения, или же предупреждали и наставляли нас. Что не оставляло сомнений, потому что было очевидно, это то, что они проникали в наши мысли с помощью своих ментальных способностей, проникали внутрь нас, исследуя нашу моральную личность, чтобы найти наиболее подходящее исправление, подобно тому, как хирург исследует внутренние органы больного, чтобы локализовать болезнь и бороться с ней.
Эта уверенность вызывала у нас множество впечатлений, несмотря на особое состояние, в котором мы находились. Стыд за попытку обмануть высшие законы творения, оскорбив их жестоким поступком, который мы совершили, раскаяние за пренебрежение величием Всемогущего, угнетающая горечь от того, что мы посвятили наши лучшие силы низменным наслаждениям материи, отдавая предпочтение мирским императивам, никогда не обращая внимания на насущные потребности души, не уделяя времени внутреннему просветлению — все это были болезненные стилеты, которые проникали в глубину наших душ во время возвышенного осмотра, которому нас подвергали, вдохновляя нас на печаль и огорчения, которые были прелюдией к истинному и плодотворному раскаянию.
Наши малейшие прошлые поступки возвращались из мрачных бездн, в которых они лежали, чтобы ожить перед нами, четко запечатленные. Наша жизнь, прерванная самоубийством, воспроизводилась с детства перед нашими испуганными и удивленными глазами, без возможности остановить поток возрожденных сцен для их изучения. Мы хотели бы убежать, чтобы избежать стыда раскрытия стольких гнусностей, которые мы всегда считали скрытыми даже от самих себя, ибо, действительно, было драматично и чрезвычайно болезненно разворачивать столь разнообразные тома злодеяний и глупостей перед столь благородными и уважаемыми свидетелями.
Но напрасно мы этого желали! Мы чувствовали, что прикованы к тем подушкам действием воль, которые овладели нашим существом. Через несколько минут они прекращали операцию. Оцепенение рассеивалось. Мрачные тени прошлого исчезали из нашего поля
