Воспоминания самоубийцы. Надиктовано Духом Камило Кастело Бранко - Ивона Ду Амарал Перейра

В один момент мы снова заметили движение в светимости приемника изображений. И то, что произошло затем, настолько превзошло наши ожидания, что мы начали страдать вместе с несчастным Жеронимом от драматических событий, произошедших с его семьей после его смерти.

Помощник Ромео отдал распоряжения Департаменту Надзора, от которого зависели все внешние службы Колонии. Оливье де Гузман, его усердный директор, обратился в Отдел Внешних Связей, чтобы предоставить двух бдительных проводников с проверенной компетенцией, которые будут сопровождать посетителя на Землю, так как было недопустимо подвергать опасностям этой экскурсии больного из Легиона Слуг Марии, все еще неопытного и слабого.

Явились — Рамиро де Гузман, в котором мы узнали главу экспедиций, посещавших Зловещую Долину, под чьей ответственностью мы оттуда вышли; и другой человек, чьего имени мы не знали, оба одетые в уже популярную одежду восточных посвященных.

Мы начинали понимать, что в этом образцовом Институте передовые посты с большей ответственностью, деликатные задачи, требующие большего количества энергии, воли, знаний и добродетелей, были доверены этим привлекательным и красивым персонажам, в которых мы с первых дней обнаружили высокие моральные и интеллектуальные качества.

По приказу Оливье была подготовлена экспедиция, в которой не отсутствовала даже охрана из ополченцев.

Тем временем заметное преобразование произошло в поведении бедного Жеронима. Навязчивая идея посещения семьи, беспокоя его, делала его чуждым всему окружающему, возвращая его более чем когда-либо к его состоянию, когда он был человеком: богатым буржуа из Португалии, торговцем вином, ревнивым к общественному мнению, рабом предрассудков и любящим главой семьи. Теперь мы видели его одетым в хороший плащ, яркий галстук, с тростью с золотой ручкой и букетом роз под мышкой, чтобы подарить жене, так как он потребовал все это от терпеливого надзора Жоэля, которому было рекомендовано удовлетворять его желания. И наши наставники, присутствующие в лазарете, видя наше изумление, объяснили, что только очень медленно обычные или очень очеловеченные Духи могут избавиться от этих мелких фривольностей, неотделимых от земных рутин.

Находясь под строгим наблюдением и путешествуя в закрытом автомобиле, Иероним действительно казался пленником. Однако он, похоже, не осознавал этого и не замечал присутствия Рамиро и его помощников, настолько он был погружен в свои мысли, полагая, что путешествует как в прежние времена своей прошлой жизни.

Автомобиль тронулся. Если бы не присутствие стражей, постоянно напоминавших о духовной природе происходящего, можно было бы подумать, что это обычный экипаж, а не "полуматериальное творение", которое необходимо для образовательных методов Потустороннего мира. Он казался очень тяжелым и комфортабельным средством передвижения, которое вполне могло бы принадлежать самой Земле.

Мы видели, как они проезжали по мрачным дорогам, заснеженным ущельям, теснинам, грязным долинам, напоминающим безутешные болота, вид которых приводил нас в беспокойство. Наши внимательные сопровождающие сказали нам, что такие пейзажи являются продуктами порочных мыслей земных людей и несчастных развоплощенных Духов, укоренившихся в низших проявлениях мышления.

Однако путешественники прибывали в места, напоминавшие убогие деревни, населенные сущностями, принадлежащими к низшим планам Невидимого мира, бандитами и ордами преступников-бестелесных, которые яростно набрасывались на экипаж, желая атаковать его, догадываясь, что внутри находятся существа более счастливые, чем они. Но флаг безупречной белизны с эмблемой уважаемого Легиона заставлял их в страхе отступать. Многие из этих будущих раскаявшихся и исправившихся — ведь все они стремились к прогрессу и моральному преобразованию, поскольку, как и все создания, происходили от любви Творца, исполненного справедливости и доброты — обнажали головы, словно отдавая дань уважения имени, напоминаемому флагом, все еще сохраняя привычку, столь распространенную на Земле, носить головной убор. Другие же удалялись с криками и плачем, изрыгая богохульства и проклятия, вызывая у нас изумление и сострадание… А экипаж продолжал свой путь, и его пассажиры не обращались ни к кому из них, убежденные, что для их сердец, ожесточенных во зле, еще не пробил час, когда они добровольно задумаются о собственном исправлении и будут готовы принять помощь.

Вдруг единодушный, хотя и сдержанный крик вырвался из наших грудей, подобно всхлипу трогательной тоски, нежно вибрируя по всему лазарету:

— Португалия! Почитаемая родина! Португалия!..

— О, Боже Небесный!.. Лиссабон! Прекрасный и гордый Тахо!.. Порту! Город столь приятных воспоминаний!..

— Спасибо, Господи!.. Спасибо за то, что мы снова видим родную землю после стольких лет отсутствия и тоски!..

И мы плакали, растроганные, приятно взволнованные!

Португальские пейзажи, все столь дорогие нашим израненным сердцам, окружали нас, словно мы, как нам сказали присутствующие наставники, были частью свиты бедного Иеронима.

Благодаря превосходной визуализации приемника, у нас усиливалось впечатление, что мы лично ступаем по португальской земле, хотя на самом деле мы не покидали больницу…

Сначала далекий силуэт города Порту бледно вырисовывался в печальной дымке, окутывающей земную атмосферу, словно карандашный рисунок на пепельном холсте. Через несколько мгновений странный караван уже двигался по улицам города.

Некоторые португальские улицы, старые знакомые нашего бурного прошлого, проплывали перед нашими глазами, полными растроганных слез, словно мы тоже шли по ним. Крайне взволнованный Иероним, предчувствуя реальность того, что его тоска нашептывала ему на ухо, и что только безумие страха перед неизбежным тщетно пыталось скрыть, остановился перед добротным домом с садами и балконами, поспешно поднимаясь по лестнице, в то время как опекуны милосердно готовились ждать.

Это был его дом.

Бывший торговец вином решительно вошел, и его первым порывом любви и тоски была его младшая дочь, к которой он испытывал самую страстную привязанность:

— Маргарита, любимая доченька! Вот и папа! Маргарита!.. Мар-га-ри-та?… — как он звал ее раньше каждый вечер, возвращаясь домой после тяжелой ежедневной борьбы…

Но никто не откликнулся на его loving слова. Только равнодушие, разочаровывающее одиночество, предвещающее еще более тяжкие несчастья, чем те, которые его сердце перенесло до сих пор, в то время как в глубинах его души, измученной множеством горестей, безутешно звучали бесполезные loving крики его отцовской любви, теперь не встречающие ответа его любимой девочки, уже покинувшей это столь дорогое ему место.

— Маргарита!.. Где ты, доченька?… Маргарита!.. Это же твой папочка пришел, дочурка!..

Он обыскал весь дом. Казалось, что под солнечным светом исчезли все те священные частички его души, которые он оставил здесь, и он, единственный выживший после этой неизмеримой катастрофы, не мог смириться с неопровержимой реальностью того, что вновь видит необитаемым, драматически пустым дом, который он так любил…

Он позвал свою жену, затем своих детей по одному, и наконец слуг; он никого не видел! Однако какие-то тени и странные фигуры двигались по комнатам, принадлежавшим