За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шастай, – смеюсь я.
Собрав целебные травы и рассортировав их по разным сумочкам, старик подходит к моему шалашу.
– Ну, что там, в родных краях, все живы?
И не дожидаясь, пока я буду вспоминать покойников, добавляет:
– Хата там моя ещё цела, не растянули?
– В отступление собрался? – улыбаюсь ему.
– Ну-у. Казаки не сдаются… – хорохорится Захарыч, но за родовой курень душа всё же болит.
– Что лечить собрался, Захарыч? – кивая на пакеты с травами, меняю я разговор.
– Я вот, атаман, медицины не признаю! – неожиданно заявляет Захарыч. – Сейчас химией лечат. Одно лечат, другое калечат…
Согласно киваю.
– А травки, они мягко действуют. Я болезни не жду – зогодя пью.
– Смотря какие травки… – сомневаюсь я. – Это вот что за трава?..
– Душица. Хохлы её материнкой зовут, – поясняет он и тут же перечисляет длинный список её полезных свойств. – А это вот корень солодки, – продолжает меня просвещать. – Возьми. От кашля первейшее дело!..
Захарыч откладывает мне сочные корни солодки, добавляет к ним пучок зверобоя.
– Зверобой, так тот вообще у меня не выводится. Я его вместо чаю пью, – говорит он.
– Ты, Захарыч, поосторожней со зверобоем…
– А чего осторожничать?
– На Сычиху смотреть не захочешь. Всякое доброе намерение отобьёт. Выпроводит – придётся назад в свою хату бечь…
– А-а-а, это всё басни, – машет рукой Захарыч. – Это как, знаешь, встретились два ветерана Второй мировой. «Егор, а ты помнишь, нам командир в чай порошок добавлял, чтоб мы до девок не бегали?» – «И что с того?» – «Чувствую: начинает действовать…» А ты говоришь зверобой…
Захарыч лихо мотнул головой, пошёл, усмехаясь.
– А ты куда правишься? – окликаю его. – Тебе ж через таможню ближче…
Захарыч возвращается и, как великую тайну, сообщает тихим, потаённым голосом:
– Есть тут у меня окружная стёжка… Я этих всех блажеят на дух не терплю. Шагу не ступи – найдут до чего прицепиться… Вот и хожу круголя… Дожили, на своей земле…
– Вон чего… А я думал, ты там новую бабку себе приглядел…
– Куда мне новую, хочь бы со старой управиться…
Захарыч, опасливо озираясь, переходит на шёпот:
– А ты знаешь, атаман, что война будет?
– С кем? – спрашиваю с усмешкой.
– С энтими и будет… – кивает в сторону таможни. – Их, знаешь, сейчас скоко поразвелось по всей Украине?.. Свидомых-пересвидомых… Они ведь не уймутся, пока нас не изведут всех под корень…
– Не уймутся… – соглашаюсь я.
– Вы как в плен их подгорнёте, первым делом – пороть! Пороть, пока не об… а потом добавить за то, что обо…
– Так и сделаем, – улыбаюсь я.
– Ну, побег я…
– Сычихе поклон, – говорю вслед.
– Передам… – обещает тот.
– Павла Николаевича видишь? И ему передай…
– Его попробуй не заметь, Павла Николаевича… Вижу, конечно… – уже отходя, смеётся Захарыч.
* * *
В обеденный зной, отложив все дела, иду к реке. С высокого яра на пятиметровой глубине хорошо просматривается дно. Стаи голавля лениво прогуливаются у свисающей к воде карчи, ждут, когда оттуда свалится какая-нибудь насекомая живность. На другой стороне, из зарослей прибрежного камыша, гнусаво покрякивая, выплыла тёмно-бурая уточка чирка; ища себе пропитание, переворачивается, барахтается на мелководье. Где-то из гущины прибрежных зарослей звонким свистом окликнул её селезень, но на простор так и не выплыл, остался охранять гнездо.
«Тах-тих, тах-тих…» – приближается мерный звук «тяжёлого» мотоцикла. Это Кубане́ц. Вот уже несколько лет он работает участковым в своих хуторах. От всяческих передряг и неприятностей ищет уединения у меня.
– Саня, можно я у тебя порыбалю?.. – задаёт он свой дурацкий вопрос, вроде я ему могу сказать: «Нет, нельзя».
– У тебя здесь тихо, ни души. Устал от людского гомона – отведу душу… – говорит он.
Из коляски мотоцикла Кубане́ц достаёт удочку, банку с заготовленными червями; идёт вдоль берега, подальше забрасывая леску.
– Куда ты кидаешь? – окликаю его. – Рыба вся здесь, у карчи, под берегом…
Но, похоже, рыба его интересует меньше всего.
– А-а… – не оглядываясь, машет рукой и идёт дальше.
Жара набирает силу, даже птицы – и те затихают в это время, прячутся где-то в зарослях, один лишь коршун, высматривая добычу, висит высоко в небе. Кубане́ц вначале распахивает гимнастёрку, через время бросает её на поникший от зноя куст бересклета, туда же летит и форменная фуражка. Продвигаясь понемногу по течению реки, постепенно раздевается до трусов: бросает в траву портупею с пистолетом, затем, пройдя какое-то расстояние – брюки и, наконец, туфли с носками. Уходит дальше, дальше и скоро вовсе скрывается за поворотом. Здесь редко кто ходит, но, от греха подальше, портупею с пистолетом подбираю и отношу в свой домик-шалаш. Предвкушаю забаву, как Кубане́ц будет ползать по траве в поисках своего пистолета. Я, конечно, не подам вида, что причастен к его пропаже, и даже вместе с ним поползаю по земле, поучаствую в поисках. Покуражусь немного, но потом верну, порадую «находкой». С нетерпением жду рыбака, а того всё нет и нет.
Появляется Кубане́ц лишь через пару часов; в одной руке удочка с оборванной леской, в другой – небольшой кулёчек с рыбой да баночка с оставшимися червями. По пути он постепенно одевается: брюки, гимнастёрка, фуражка, туфли. Я наблюдаю за ним. Особого волнения по поводу портупеи и пистолета Кубане́ц не выказывает. Подходит к мотоциклу, кидает в люльку удочку, на седушку бросает банку с червями и пакетик с рыбой. Втыкает ключ зажигания.
– Кубане́ц, – окликаю я. – Как улов?
– Да-а… Кот будет рад…
– Значит, не зря ты тут удочку гнул – хоть кто-то порадуется.
Занимаю его пустыми разговорами, с надеждой, что он наконец вспомнит о своей пропаже. Кубане́ц начинает заводить мотоцикл, – благо что тот не заводится у него с одного толчка.
– Кубане́ц, – вновь окликаю я. – Ты ничего не забыл?..
Тот заглядывает в люльку – удочка, рыба, черви на месте. Вновь «дыркает» заводным рычагом, подсасывает бензин в карбюратор.
– Кубане́ц, ты хорошо глянул?..
– Да не, всё на месте… – ещё заглянув в люльку, говорит он.
Наконец мотоцикл заводится, Кубане́ц на прощанье машет рукой.
«Сейчас дёрнет отсюда, и буду я невесть сколько охранять его пистолет!» – в сердцах думаю я и выдёргиваю из зажигания ключ.
– Кубане́ц, куда ты торопишься? Пошли ко мне в избушку, выпьем грамм по несколько, поговорим…
Сощурившись и прикидывая, какой сейчас час, Кубане́ц смотрит на солнце. Оно ещё высоко – вечер нескоро.
– А у тебя что там?.. Казёнку я не пью.
– Правильно делаешь! От казёнки прицел сбивается… Нет, у меня своя…
– Пошли! – соглашается Кубане́ц.
В домике моём распахнуты настежь дверь и окно; лёгкий сквознячок
