За чертой - Александр Николаевич Можаев

Вырвавшись из объятий, отзываю в сторону Кубанца́.

– Всё, хватит дурковать, – говорю ему. – Это последний звоночек. Следующий раз «фокус» может и не получиться. Бросай, на хрен, эту таможню.

– Брошу! – прижимая руки к груди, обещает тот. – Здоровье, чай, нежелезное. В такой борозде и лошадь не выдержит… Я уж и сам себе нынче зарок дал… Гибель тут. Брошу. Уйду в участковые…

* * *

Лиха беда – начало, есть дыра, будет и прореха! Вот и дождались! Взамен пьяных украинских ментов на охрану границы заступили пьяные украинские пограничники. Колхоз в Верхнем хуторе к этому времени развалился. Старый Блажей, проработавший председателем без малого пятьдесят лет, ушёл на пенсию, но успел устроить начальником местного погранперехода своего придурковатого сынка.

Блажеёнок, важно раздувая ноздри, вальяжно похаживает у своего вагончика. Дураков принято бояться. Все, пересекающие границу, робко заглядывают ему в глаза. Блажеёнок упивается своей властью. Всё в его воле: может смилостивиться и, взяв положенную мзду, пропустить человека с какой-то поклажей, но на другой день вдруг захочет быть принципиальным – заберёт паспорт, объявит его контрабандистом, конфискует «неположенную» ношу и составит протокол, по которому «злочинец» заплатит штраф.

У меня здесь особый статус, проезжая на свою землю, я лишь формально на несколько метров пересекаю границу, на самом же деле езжу из России в Россию. Носач накрутил пограничникам хвоста, чтоб меня пропускали без досмотра, и это больше всего злит Блажеёнка.

В летний зной, когда воды в Деркуле мало, я не пользуюсь мостом и вообще не заезжаю на таможню – езжу напрямую через брод. Но даже сюда, на Российскую землю, заходит бдительный Блажеёнок, чтоб подловить тех, кто, не желая с ним лишний раз повстречаться на мосту, ходит округ таможни через мою землю.

В полдень обычно иду через брод собирать скошенное сено. Жека к этому времени своё сено уже скопнил и, фыркая, как медведь, купается чуть поодаль на Малашкиной яме. На другой стороне по высокому бугру, гордо вскинув голову, прохаживается Блажеёнок.

– Ваш доку́мент? – строго говорит он с таким видом, как будто меня и не знает.

«Послать его, что ли…» – думаю я. Но порочное воспитание не позволяет мне этого сделать.

– Вот доку́мент! – подношу к его роже вилы и иду к своим скошенным валкам.

Наконец Блажеёнок замечает Жеку. Жека его одноклассник, но это делу не мешает.

– Грамодянин, ваш доку́мент? – окликает он Жеку.

«Вот придурок! – сам себе усмехаюсь я. – Какие могут быть документы у купающегося в реке человека В зубах он должен держать их?..»

У Жеки с воспитанием никаких изъянов нет. Приподнявшись в воде, он, отчеканивая каждое слово, громко кричит:

– Блажеёнок, пошёл на…

– Добре, ще повидаемось… Ще проситысь у менэ будете, – грозит тот и отходит в сторону.

Звонит своему начальству, и мне слышны обрывки его разговора:

– Вы казали контролюваты российский брод… Як тут поконтролюешь… Атаман вылами в пыку тыче… Да, той самый, за которого Носач хлопотал, земля у него тут… Возгордився и балакать з нами не хоче… А другый, теж из козакив, той и вовсе на… посылае. А стриляты вы не дозволяете. Тогда для чего рушницы выдалы?.. Одного-другого стрильнув бы и порядок був бы…

– Блажеёнок, я тебе гляди стрелялку в ж… засуну, – выйдя из воды и слыша его разговор, обещает Жека.

– …О, и зараз погрожуе… Ни, ни атаман, – другий…

Когда в Деркуле после июльских дождей вода прибывает, с сеном через брод не проехать, приходится возить через таможню.

– Дэржавный кардон Украины! – выходя из вагончика, торжественно объявляет Блажеёнок. – Шо везете? – кивает на загруженную сеном телегу.

– А ты что не видишь? Ракетную установку!

– Дайкось вылы, – просит Блажеёнок.

– Зачем они тебе? У меня четырёхзубые – не трезубец… Хочешь на автомат поменять? – смеюсь я, но вилы даю.

Блажеёнок обходит вокруг телеги и что есть силы ширяет вилами в сено.

– Ай-яй-яй! – кричу я. – Что же ты натворил?!

Блажеёнок испуганно выдёргивает вилы, лупает ошарашенными глазами.

– Я себе потаённо хохлушку перевозил, а ты ей глаз выдолбил. Нахрен мне кривая хохлушка, забирай её себе!..

Смеюсь я, смеются другие таможенники, работающие в подчинении у Блажеёнка.

– Похохочешь ще у мэне… – открывая шлагбаум, сопит Блажеёнок.

Еду на другой день на своём тракторе.

– Дэржавный кардон Украины! Наркотики, валюта, оружие е?

– Блажеёнок, не валяй дурака, – отвечаю устало. – Если б у меня было оружие, то ты бы сейчас сидел под мостом…

Однажды ранним утром шли мы с Бармалеем на луганский автобус. В это время на таможне посетителей мало. Какая-то светлоликая дама средних лет уже прошла паспортный контроль, но её всё ещё не отпускал Блажеёнок. Было видно, как он шепчет ей какие-то комплименты. Дама напряжённо улыбается, ищет мирный повод, как вернуть свой паспорт и отцепиться от назойливого кавалера.

– Можно я пойду? – говорит смущённо. – Вон люди подходят…

– Де ты бачишь людей? Хиба це люды? – насмешливо кивая на нас, говорит тот. – Це не люды – голодьба… От давай, я зараз зминюсь – поидэмо ко мни. Побачишь, як люды живут!..

После недолгого размышления добавляет, как о самом великом своём достижении:

– Я богато живу…

– Живэ вин богато и все в нёго е, одно только горе – никто не дае, – смеётся Бармалей.

Наконец отпустив светлоликую даму, насупившись, Блажеёнок идёт к нам.

– Державный кардон… – объявляет он. – Приготовьте доку́менты.

– Они тебе нужны, наши доку́менты? – всё ещё изголяется над ним Бармалей. – Читать-то ты так и не научился… Ну нешто только понюхать…

Одно время Бармалей прихварывал болезнью своего тестя Зынченко, но потом, с Божьей и Людмилиной помощью, одолел свой недуг.

– Хреново, что я пить бросил… – отходя от таможни, говорил он.

– Что ж тут хренового? Людка вон, не нарадуется!..

– То так… Только когда я пил, ещё с горы не успею спуститься, километра за три, лишь завидят мою машину, Блажеёнок со всей командой шлагбаум распахнут, и кто куда – в дерезу, под мост… Абы не повстречаться со мной. Подъеду, посигналю: «А ну, выползайте, тараканы!» Тихо. А как пить бросил – выходят такие вальяжные: «Ваш доку́мент. Шо везете?..»

* * *

Поле моё вытянулось вдоль реки с севера на юг. Здесь у меня большая бахча, кукуруза на корм скоту и ближе к старому руслу, где не умолкает лягушиное пение, тихо посвистывают камышовки и корольки, звонко перекрикиваются иволги и слышится трубный голос выпи – там раскинулись сенокосы. С моего поля хорошо видно украинскую таможню, видно, как в урочный час проходят колонны бензовозов и крытых