Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Герман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А утречком поднимется шумиха, мол, великого князя неизвестные похитили. Белогвардейский заговор, мать их до седьмого колена. А чтоб другим Романовым «бежать» неповадно было, всех их позже убьют. И в Алапаевске в шахту покидают. В Екатеринбурге в подвале Ипатьевского дома самого императора, императрицу, цесаревича и великих княжон расстреляют. И объявят, что те «бежали». Ах, как повеселятся твои собратья-чекисты…
В груди нарастал гнев, и Фомину пришлось сцепить зубы, собрать всю волю в кулак, чтобы чуть-чуть придавить бешенство. С яростью он посмотрел на Мойзеса и продолжил, выплевывая слова, как пули.
— А потом объявят, что Романовых расстреляли в инициативном порядке, ибо в Москве не знали, что случилось с Михаилом Александровичем. Все это инициатива местных «рабочих», осуществивших пролетарское возмездие. Не правду же говорить, что все провели чекисты!
— Видите, герр гауптман! — Мойзес надменно прищурился. — Господин подполковник втягивает вас в свои безумные националистические авантюры! Вас не должны касаться наши внутренние проблемы! Ведь может пострадать ваша миссия! — голос Мойзеса гулко отдавался в черепной коробке.
— Вы пришли сюда со своим, известным заданием! А подполковник вам мешает! Он мешает нам договориться, как лучше выполнить свое задание!
— Мое задание… Он нужен Абверу… — Путт медленно произнес, глядя немигающим взглядом в глаза Мойзесу.
— Вы абсолютно правильно поступаете, герр Путт! — Мойзес заговорил мягким обволакивающим голосом. — Абсолютно правильно! Я считаю, что наш разговор нужно продолжить в другой обстановке! Не так ли? Давайте все обсудим как деловые люди! Помогите мне встать…
Фомин почувствовал, как будто невесомая паутина накрыла сознание, мягко погружая в вялую безвольность. Краем глаза он еще отметил, как Путт потянулся к Мойзесу. Лицо Андрея на мгновение словно подернуло дымкой, нечто напоминающее дрожание горячего воздуха летним знойным вечером.
«Тень!!! — Фомин мысленно закричал. — Тень!!!»
— Путт! — язык словно прирос и с трудом двигался, и Фомин захрипел. — Путт! Капитан! Не слушай его!!!
Он на выдохе, рывком, встал, запнувшись об ведро, покатившееся с оглушительным грохотом, и выхватил штык-нож из ножен. Мойзес зашевелил губами сильнее. Фомин почувствовал, как наливается тяжелым свинцом рука и леденеет затылок. Путт застыл, глаза, казалось, стали стеклянными.
Алеющий горизонт заиграл на серебристой стали клинка кровавыми отблесками. Один, особо яркий, ударил в лицо Мойзесу, и он непроизвольно зажмурился. Фомина словно окатило ледяной водой, ладонь почувствовала дерево рукоятки ножа. Пылающий луч восходящего светила, выплеснувшийся из-за лесных макушек, взорвался в мозгу раскаленным искрящимся шаром.
Фомин упал на землю, сведенный судорогой. Нож выпал из руки и воткнулся рядом. Он сжал до хруста кулаки, сгребая землю вместе с травой, тело, подобно пружине, рванулось навстречу солнцу. На мгновение ослеп в этом всепоглощающем раскаленном золоте, закричал во всю мощь легких так, как никогда не кричал в своей жизни, так, как будто он шел в свою последнюю атаку на легионы тьмы.
— Ярило!!! — крик перешел в рычание, рвущее связки. — Ярило!!!
Опустившись на колени, он повернулся к застывшему Мойзесу и увидел глаза на вмиг посеревшем лице — уверенность и холодный расчет растаяли в одну секунду, и вместо них воцарился жуткий животный страх.
— Андрей! — хрип вырвался из горла Фомина. — Уходи!
— Тебе помощь нужна? — Путт еле выговаривал слова, растягивая слоги, медленно приходя в себя и тряся головой от наваждения.
— Иди, Андрей, иди! — Фомин хрипел, продолжая смотреть на Мойзеса в упор. — Не стой над душой, а то свою не убережешь…
Путт с трудом поднялся, волоча ватные ноги, и зашагал в сторону дома. Тук! Гулко бухнуло сердце. Отсчитывая про себя шаги уходящего Путта, он внезапно вскочил, выдернул из земли нож и ударил Мойзеса в бедро. Тук! Тот скрючился от боли и заорал во все горло. Тук! Тук! Тук!
Глядя на согнувшегося Мойзеса, Фомин сначала опустился на корточки, а затем упал навзничь на спину. Медленно перевернулся, зарылся лицом в траву. Сгреб ладонями землю, почувствовал ее тепло, идущее в самое сердце, тихо прошептал:
— Спасибо тебе, Матушка-Сыра-Землица! Матушка нам всем родная, нас всех породившая!
Фомин еще мгновение полежал, ощущая, как тепло разливается по телу, не спеша встал. Мойзес лежал, совершенно обессилев, и только пожирал его ненавидящими, мутными от боли глазами.
Фомин решил не терять время, пока враг был безопасен, подошел к валявшемуся портфелю, присел перед ним и осторожно раскрыл. Деревянного идола не тронул. Из портфеля извлек сложенную в несколько раз черную ткань, размером с простыню, развернул ее на траве:
«Я так и думал! Каббала! — Фомин разглядел видимые следы мела на ткани, напоминающие пентаграмму. — Так и есть! В портфеле, конечно же, еще орудия!»
Затем достал затертую, с еле различимыми надписями на незнакомом языке, потемневшую металлическую чашу, даже, скорее, бокал с низкими бортами, на короткой ножке. Чаша ударилась о что-то твердое, издала тягучий протяжный звон.
«Ритуальный нож! Это что еще такое?»
Два маленьких полотняных мешочка, также испещренных символами, пентаграммами, так их определил для себя Фомин. В одном крупные серые кристаллы, скорее всего соль, в другом — пепел. Пробовать на вкус, равно как и прикасаться вообще, желания не было.
«Так! Еще тряпки… A-а! Балахон!»
На дне портфеля, завернутые в черный шелк, лежали еще какие-то, судя по тусклому блеску, металлические предметы. Их, немного подумав, Фомин доставать не стал. Спиной он ощущал взгляд Мойзеса, словно кто-то ледяной рукой проводил вдоль хребта. Ощущение было крайне неприятным, мурашки бежали по коже, но Фомин не боялся, что ему будет причинен хоть какой бы то ни было вред: нож, оставленный в бедре Мойзеса, забирал все его силы.
Все вынутое Фомин аккуратно сложил обратно в портфель. С собой взял лишь завернутого в черную простыню идола и соль. Мойзес уже затих, только еле слышно постанывал, закрыв глаза. Фомин присел рядом, рванул нож на себя, нехорошо так рванул, с разворотом кисти. Кровь, брызнувшая из раны темной тугой струей, хлынула на землю.
— Матушка-Сыра-Земля, прими кровь эту! Возьми эту жертву помимо воли ее в обмен на волю мою! Заклинаю тебя, рудушка-руда, свернись, сварись, спекись! Заклинаю тебя…
Мойзес проваливался в темную бездну.
— … как эта руда уходит в сыру землицу, уходит сила твоя…
Мойзес откинулся, потеряв сознание. Фомин вытер краешком черной простыни капли крови с лица, вытряхнул из нее деревяшку и разорвал ткань на полоски. Ножом взрыхлил землю, открыл мешочек, высыпал часть соли, тщательно перемешал ее с землей. Подцепил ножом часть смеси, стряхнул в кровоточащую рану Мойзесу и принялся перевязывать.
Остальную соль по кругу обсыпал вокруг Мойзеса, в изголовье ему воткнул нож. Из оставшегося лоскута черной ткани он смастерил кляп и засунул ему в рот. Сильно ткнул в перевязанную ногу, отчего Мойзес застонал и пошевелился.
— Хватит придуриваться! Я же знаю, что ты меня слышишь! Будешь еще делать? — Фомин внезапно почувствовал навалившуюся на плечи усталость. — Или поговорим как нормальные люди?
Мойзес кивнул.
— Я тебя предупредил! — Фомин вынул кляп изо рта.
— Ты накликал страшную беду! — Мойзес заговорил глухим голосом. — Ты прикасался к священным предметам!
— Ты еще не понял? Я здесь на своей земле, а дома, знаешь ли, и стены помогают! Сила твоя уходит, — он покосился на потемневшую от крови, несмотря на черную ткань, повязку, — на то, чтобы себя спасти! Не будешь же ты последнее на меня тратить? Верно?
Фомин выдернул нож. Мойзес затравлено поглядел на лезвие. Он молча начал чертить клинком вокруг Мойзеса, оставляя внутри уже насыпанную солью черту. Мойзес, приподняв голову, молча провожал взглядом Фомина. Очертив линию, нож вернулся на место в изголовье.
— Сильно же ты меня боишься, раз такую защиту поставил! — Мойзес оскалился. — Что ты от меня хочешь?
— Знаешь, даже сам не представляю! — Фомин пожал плечами. — А что ты можешь мне предложить?
— Ну! — Мойзес хмыкнул. — Денег хочешь? Не хочешь! Знания хочешь великие, тайны страшные изведать? Ладно, я серьезно! Я отдам тебе великого князя Михаила. Я дам тебе даже больше: я дам тебе время! Двух недель вам будет достаточно! Более того, я открою вам места для укрытия. Я дам всю информацию по ЧК — вы сможете освободить всех задержанных, а таких там немало, и всем грозит смерть. Я назову тайники — вы не можете не нуждаться в средствах. Я обещаю эти четырнадцать дней вас не трогать, эти места кроме меня никто не знает! Подумай. Убить меня можешь хоть сейчас, но погубите великого князя. Меня ждут в городе, через пару часов в ЧК могут принять меры. Что для вас важнее — убить меня или спасти императора?
