Рецидив - Антон Владимирович Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И, что бы, ты, хотел? – открыл второй глаз Пилатус.
– Да простятся мне эти неуважительные слова, Галилее необходима скидка в цензе60…
Антипа покраснел еще сильнее, вскочил на ноги и, запустив пятерню в свои промасленные волосы, снова сел.
– Не суетись, этнарх… – угрюмо бросил Пилатус, – Я подумаю.
– Мой авторитет в Галилее, и здесь в Тивериаде, совсем не велик, ведь неспроста я забрался на этот холм и огородился высокой стеной – сюда хоть не долетают камни из пращей канаимов, которые в этом деле, как ты знаешь большие мастера…
– Да будет мне дозволено прервать Вашу беседу, – вмешался Максимус, – Я хочу высказать восхищение нашему хозяину, за его находчивость разместить дом в таком выгодном месте!..
– И что?.. – лениво посмотрел на него Пилатус.
– Дворец прекрасно защищен и внезапное нападение ночью нам не грозит! – доложил префект, – За исключением… Я осмотрел всю территорию и обнаружил какой-то подземный ход, сразу за дворцом.
Пилатус широко открыл глаза и, приподнявшись на локте, устремил на Антипу вопросительный взгляд.
– Ах, это… – махнул тот рукой, – Это не проход, а тюрьма, я держу там зелотского пророка, помнишь, я рассказывал.
– Может быть, ты покажешь его нам? – изрек прокуратор.
– Изволь…
Антипа, отвлекшись от своих тяжелых дум, рассеяно подозвал своего помощника и что-то прогавкал ему на ужасном местном наречии.
– Сейчас, о, мои почтенные, гости, к нам приведут этого смутьяна…
Музыканты, повинуясь жесту Антипы, прекратили играть и бегом покинули царскую залу.
Небо за окнами окрасилось красным, птичий щебет в саду, вокруг дворца, сменился стрекотом цикад. Царский зал стал наполняться тенями. Рабы внесли зажжённые светильники. Зала осветилась, но в углах продолжали сгущаться сумерки. И тут, двое воинов Антипы, ввели в зал высокого, худого и грязного человека со свалявшимися, давно нечесаными волосами. Он был бос, а руки – связаны за спиной. Позади вошедшего пленника маячил глухо-немой сириец, недавно виденный Максимусом.
– А, а, а! Вот и мой старый знакомый! – встрепенулся Антипа, и обратился к пленнику по-арамейски, – Позволь, Йоан, представить тебя моим гостям!
– Ты решил пригласить меня к столу, который делишь с убийцами своего народа? – Подал голос странный человек, также по-арамейски, но с заметным акцентом.
Максимус внимательно смотрел на него – что-то в нем показалось ему знакомым. Может быть, пронзительный взгляд карих глаз, ярко блеснувших, из под спутанных в паклю волос. А может высокие скулы и прямой нос, сильно отличавшие его от жителей этой забытой всеми богами страны…
– Прошу тебя, – умоляюще сложил на груди руки Антипа, – Не надо нам тут твоих проповедей, здесь нет твоих учеников, этих вонючих пастухов!
– Почему он не встает на колени? – спросил Пилатус у Антипы.
Тотчас, повинуясь быстрому жесту своего царя, один из стражей ударил древком копья пленника под колени. Тот упал, но тут же поднялся на ноги.
– Еще ни перед кем из живущих сыны Израэла не преклоняли колен! – гордо выпрямился он.
Максимус, еще до приезда нового прокуратора, слышал от своих соглядатаев, что за Пограничной рекой, в Перее обосновался какой-то мятежный пророк, к которому со всех сторон стекались недовольные. Но за рекой кончалась его юрисдикция, и этот «пророк» не предпринимал никаких активных действий. Поэтому претор Иудеи и Идумеи ограничился только наблюдением. Потом, как-то все прекратилось и донесения о «пророке» перестали поступать.
Пилатус спустил ноги с ложа, продел ступни в сандалии и неторопливо, пошаркивая, приблизился к, гордо возвышавшемуся над своими стражами, зелотскому проповеднику.
– Ты, говорят, пророк? – обратился он к пленнику, обходя его вокруг.
Стоявший перед ним был поистине великаном. Даже Пилатус, гордившийся своим ростом, был ниже его на целую голову.
– Бог открывает мне свои замыслы, – ответил великан, – И люди считают меня пророком…
– И что же такого ты напророчил, что местная чернь тебя так превозносит? – спросил прокуратор, глядя пленнику в глаза, снизу вверх.
– Что самый главный, нерушимый закон – слово Божье! И тот, кто выше всех земных благ ставит любовь к Богу, тому Он дарует жизнь вечную. Никто не может владеть нашим народом, кроме одного Бога! – изрек плененный великан высоким голосом.
Этот голос! Максимус вспомнил, у кого он слышал похожие обертоны. Тот отчаянный иудейский мальчишка, что десять лет назад пришел к нему в Кесарию, пройдя всю стражу и назвавшийся его сыном… Максимус сделал все, чтобы добраться до него, но не смог приблизиться ни на шаг. Этот молодой варвар никак не выходил из головы, да еще местные слуги стали рассказывать невероятные истории про некого мессию, всюду помогающего людям. Неужели это он?..
– Йоан! – возвысил голос Антипа, – Я же просил тебя…
Пилатус, не глядя на Антипу, махнул ему рукой, заставляя замолчать.
– И ты, наверное, считаешь свой закон выше законов Рима? – снова обратился к пленнику Пилатус.
– Человечьи законы лишь устроены на божьих, как и дома людские, построены на земле, дарованной нам Создателем…
– Цезарь, всем известно, в своем могуществе равен богам! – прервал его римский наместник, и обвел всех присутствующих рукой.
– Авве, цезарь! Авве, цезарь! Авве!.. – вразнобой выкрикнули преторианцы, Максимус и Антипа.
– Ты считаешь, что твой бог сильнее Цезаря? – продолжил допрос Пилатус.
– Наш Бог, такой же, как и ваш! Он создатель всего сущего и даже ваш цезарь, лишь малое дитя пред Его взором!
– Может быть, ты еще скажешь, что и жизни людей во власти твоего Бога? – с издевкой спросил прокуратор.
– Жизни принадлежат нам самим – это великий дар Создателя и как распорядиться им решать каждому из нас! – невозмутимо ответил пленник.
Максимус поймал себя на мысли, что продолжает внимательно наблюдать за этим человеком, сохранявшим гордый вид, несмотря на связанные руки и непростые вопросы Пилатуса, с жадностью ловит каждое его слово. Претор решил, во чтобы-то ни стало, поговорить с ним без свидетелей.
Прокуратор возвратился на свое ложе рядом с Антипой.
– Ты продолжаешь меня удивлять, консул Галилеи, – обратился он к нему, – Сперва, твой дворец на холме, потом твоя дочь… А сейчас…
– Я очень польщен… – начал было кланяться царь галилейский, но Пилатус поднял перед собой открытую ладонь, призывая его к молчанию.
– Мне нужна его голова! – безапелляционно заявил Пилатус, указав пальцем на связанного великана.
Максимус почувствовал, как земля стала уходить у него из под ног, и что бы не пошатнуться, он прислонился плечом к колонне, подпиравшей своды дворца.
Антипа, желавший до этого, что-то сказать, поджал губы и покраснел. Потом быстро выдохнул и хитро прищурился.
– Да простит мне, высокородный римский гость, мою дерзость, но позволь мне предложить тебе сделку?
Прокуратор вперил в потомка Ирода-великого, взгляд, не предвещавший тому ничего хорошего.
– Голова этого зелотского оборванца будет твоей, в
