И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

в письме. Обычно всю почту проверяли специальные шифровальщики в т.н. «черном шатре», но не в этот раз; Леви побоялся заранее узнать содержание письма, а теперь боялся еще больше, видя безмолвную реакцию Хозяина. Последний оказался шокирован выяснившимися обстоятельствами, ничего не хотел больше есть, пить, не хотел говорить, видеть, слышать, дышать, чувствовать. Грудь оказалась сдавлена ядовитым воздухом, зрачки расширились пуще обычного, руки задрожали гораздо сильнее. Сеньеру хотелось только представлять, что все это было нелепой шуткой, обыкновенным розыгрышем, ведь, как только он начинал думать, что поведал почти все свои тайны человеку абсолютно неизвестному, таинственному, лживому и чудовщно убедительному, борода и усы, уже поредевшие, готовы были вжаться в лицо и вылезти через другие места, причиняя невыносимую боль. Настолько Сеньер изумился, настолько оказался потрясен.

– Мой господин? – тихо и неуверенно спросил Леви. – Вы в порядке? Могу я спросить, что содержалось в письме такого, что вам взволновало?

Сеньер поднял дикий взгляд на Леви, и тому сразу стало все понятно.

– Сгинь к черту отсюда, – сипло выдавил из себя Сеньер и попытался встать из-за стола.

Поначалу все удавалось, но только выйдя подальше, Сеньер не удержался на ногах и упал без сознания. Леви, Ларош и лакеи кинулись к нему в попытках помочь. Как можно скорее позвали личного врача и Моррейна, который, будучи главным врачом цирка, обязан был присутствовать. В глубине души каждый надеялся, что Сеньер наконец-таки умрет, что страдания и его, и всех вокруг прекратятся, но все делали вид, что отчаянно пытаются помочь и бегали туда-сюда в попытках найти лекарства, опиум, нашатырь, спирт и пр. Через пятнадцать минут Сеньер очнулся, а страшные надежды окружающих не оправдались. Первым же делом Сеньер прогнал врачей, опасаясь возможного отравления, а потом настрого запретил хоть как-то упоминать лжекомиссара Обье и все, что с ним связано под угрозой отрезания языка. Само собой, все повиновались.

Но Леви не промолчал об этом Ближнему кругу и поведал о мошеннике Обье. Предположить реакцию членов круга несложно, она была похожа на реакцию Сеньера. Пребывая в смятении, они на целый день оказались выбиты из колеи и не могли влиять на ситуацию в цирке, чем воспользовались стачечники и члены Апельсинового клуба. Шла подготовка к восстанию, скрывать этого уже никто не собирался; перешедшие на сторону стачечников «кварталы» стали базами для выступления. Непосредственно бастовали перед Большим шапито и перед оцеплением из надзирателей теперь немногим чуть более тысячи двухсот человек, еще около двух сотен обучались и тренировались. Украденное из арсенала и тира оружие должно было примениться в случае, если надзиратели начнут пальбу по восставшим. Полевыми командирами являлись Омар, Иштван и Венцель; они координировали действия всех групп: Омар занимался подготовкой т.н. «солдат революции», то есть людей, готовых сражаться за собственную свободу и свободу своих друзей и коллег; Венцель контролировал вылазки, саботажи и диверсии, они предпринимались ради добычи информации, а также оружия, продовольствия, медикаментов, доступ к которым Сеньер перекрыл, когда стачка только началась; Иштван же занимался самой опасной на данный момент работой – руководил стачкой, агитировал, подбадривал участников. Все трое согласовывали свои действия с Моррейном при помощи агентов, обычно это были обычные охранники, санитары, уборщики, прачки и другие представители четвертого класса цирковой иерархии. Лазарет считался чем-то вроде нейтральной территории, но так думали лишь в стане Хозяина. Его сотрудники действительно оказывали помощь и надзирателям, и стачечникам, и Лордам, и артистам. Но важнее этого была тайная деятельность Моррейна, которую он шифровал с великолепнейшим мастерством. Благодаря также своему пограничному расположению, в лазарет стекались агенты Моррейна со всех концов цирка, намереваясь доложить что-то важное и интересное, а после получить новое задание. Помимо перечисленных выше агентов служил Моррейну также один клоун со сценическим именем «Пейвесинн». Звучит странновато, зато запоминается хорошо. Так вот это клоун никогда не снимал своих костюмов на публике, включая коллег, но при этом он их постоянно менял. Никто даже посчитать не мог, сколько всего насчитывалось у него костюмов. Клоун Пейвесинн очень ценился Моррейном за чрезвычайную скорость выполнения поручений и искусство покорения людских умов и сердец. Играл он на сцене обычно добрых и веселых клоунов, да и вел себя в жизни так же, а от того не вызывал у кого-либо подозрений относительно своей работы. Легенда, вернее, оправдание для постоянной беготни меж двух огней и в лазарет, у него было достаточно простое: необходимость посещения Большого шапито для репетиций номеров. Жилой шатер Пейвесинна находился на стороне стачечников, что и создало прецедент для него лично. На замечания надзирателей либо просеньеровских охранников Пейвесинн недовольно отвечал: «Наш Хозяин тогда с вас потребует семь часов выступлений перед парижскими зрителями, когда мы прибудем в столицу». В общем, строил из себя Диогена и устремлялся вперед. В основном новости, что он приносил, касались настроений среди сотрудников, проживавших на стороне цирка, контролируемой надзирателями, а также вопросов связи с лидерами заговора против самых главных Лордов цирка. Эта информация помогала всему Апельсиновому клубу при дальнейшей подготовке восстания. Хотя, как любой уважающий себя агент, Пейвесинн понимал, что от него захотят избавиться, он пока не думал над этим, предпочитая просто делать свою работу. Правда, по вечерам с ним боялись встречаться информаторы, поскольку видеть клоуна в темноте, а тем более в одежде готической эпохи было более чем страшно.

Возвращаясь к описанию подготовки восстания, стоит уделить внимание Омару. 15 апреля он захотел навестить Марин и ненадолго отлучился. Встретиться они условились у шатра-столовой, где ближе к обеду не наблюдалось надзирателей, что облегчило формат встречи.

– Ты еще не отошла от случившегося? – спросил Омар, крепко прижав к себе руку Марин.

– Знаешь, чем чаще я вижу смерть, – отвечала Марин, – тем спокойнее реагирую на нее. Но я не могу привыкнуть к тому, что эта старуха с косой забирает самых близких мне людей. Мне все время хочется спросить: «Почему? За что?» Разве они заслужили, Омар? Меня всегда эта страшная участь обходит, но от этого еще хуже.

– Не беспокойся, осталось совсем немного потерпеть. Скоро этот кошмар закончится, и вокруг расцветут цветы новой жизни.

– Восстания не избежать? – опасливо спросила Марин и посмотрела на Омара.

– Пролития крови никто не хотел и до сих пор не хочет. Но кровь уже была пролита в «квартале» уродов. К сожалению, за три дня мы увидели, что твой отец не собирается идти на уступки и даже не обращает на нас внимания. Но вечно этот паритет продолжаться не может, рано или поздно кто-нибудь начнет действовать. Лучше не дожидаться, пока надзиратели начнут массовые