Графъ - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да! Негенитальное решение нашей проблемы.
«Значит, все таки, честь дороже денег?»
- Из нас двоих серьёзные проблемы только у тебя…
- Поверь мне, - перебила девчонка, - очень скоро они будут целиком твоими. Со мной долго под одной крышей никто не уживается. Родителей хватило всего на десять лет. Хомяк издох через неделю. У меня даже лук в банке побегов не даёт. Дольше всех бабушка продержалась, но она была закалённая эпохой, сильная. Так что не советую… - подытожила она.
Это называется «брать на понт». Человек с жизненным опытом никогда не поведётся на такое. Но за самоиронию зачёт. Глеб взглядом очертил ее силуэт на фоне стеклянной стены, разделяющей спортзал и бассейн. И неожиданно для самого себя спросил:
- Лера, а ты меня боишься или боли?
Но девчонка предпочла уклониться от прямого ответа, начала отползать по стене в сторону выхода.
- У меня есть кое-что, что заинтересует тебя больше моего тела... - таинственно начала она и сразу замолчала.
- Есть, - согласился Глеб, «голова». - Но я с удовольствием послушаю твою версию.
Она ещё на шаг скользнула вдоль стены.
- Есенин. Первый и третий том имажинистов тысяча девятьсот двадцать первого года издания. В твою коллекцию. Собрать все три - большая удача для ценителя.
Глеб изобразил заинтересованность, но чувствовал, что насмешка прорывается сквозь контроль мимики. За покерным столом такая эмоциональная дисперсия на лице стоила бы ему всей ставки.
Он, конечно предполагал, что она попробует как-то отыграться. Но что пойдёт ва банк…
- А откуда у тебя «имажинисты»? - вполне искреннее поинтересовался он. Возникло еще желание озвучить ей цену ее невинности на лохматом рынке и сколько готов выложить за неё любой профессиональный дефлоратор, но не стал. Пусть девочка думает, что поэзия серебряного века того стоит.
- Не важно, по рукам?
Смешная. Глеб посмотрел на кучки из лент на полу, поскрипел зубами.
Откуда ей было знать, что коллекционирование редких книг никогда не являлось основной его страстью. Он унаследовал эту традицию от Барона и продолжал, считая сей оброк данью памяти человеку, которому обязан был жизнью и многим из того, что имеет сейчас. Тягу портить хороших девочек мозгоправы Глебу объясняли детскими травмами. Мол, рос без отца, мать была проблемная. Будучи совсем ещё ребёнком он заботился о ней, когда после расставания с очередным хахалем родительница уходила в чёрный, беспросветный запой. Потом появлялся следующий дядя Вася, с которым она кувыркалась за занавеской, пока маленький Глеб глушил скрип панцирной сетки чтением вслух «Комсомолки». Теперь, дескать, ему необходима девочка. То есть, полная противоположность матери, но такая же беззащитная, хрупкая, нежная, какой она бывала трезвая. И конечно же, невинная, без пробега. Но, поскольку, клиент не может распускаться до привязанностей, он довольствуется женщинами без особых моральных принципов. У господина Графа к ним сугубо деловое отношение, как к партнерам, поэтому он и не получает удовольствия, несмотря на то, что технически все параметры в норме. Цыганка на рынке ему нагадала успех, одиночество и ещё что-то там - он не придал значения, ибо не верил в эзотерику. Но с тех пор жизнь регулярно доказывала, что одиночество - это залог успеха и основа независимости.
Пауза уже сильно затянулась. Ожидая приговора, девчонка нервно дёргала коленкой.
Домотав последнюю ленту в рулон, Глеб поднял голову и глядя сквозь прозрачную перегородку на бирюзовое свечение бассейна, сказал:
- Заманчиво. Но вынужден отклонить предложение.
Когда он снова посмотрел ей в глаза, она даже не попыталась отвернуться или отвести взгляд, как это делала раньше.
- Почему? - глухо выдавила она.
- Потому, что Есенин явно проигрывает твоему сокровищу, да, Лера?
Девчонка хлопала глазами. Смысл фразы доходил до неё медленно. Глеб решил, стоит пояснить на понятном ей графоманском языке:
- Ещё никому не приходило в голову выкупать свою честь культурным наследием. Ее вообще никому не приходило в голову выкупать. Обычно мне ее продают. Ты первая предлагаешь за неё всё, что у тебя есть. Так поступают, когда иного выхода не видят. Получается, раздвинуть свои красивые ноги тебе мешает не только страх боли и разочарования. Ты думаешь, что это выше твоих моральных сил и нравственных убеждений и ниже твоего достоинства. Короче, я хочу сорвать твой цветочек.
- Я не понимаю… Ты больной?
Может, сегодня? Вон, как это ее волнение ума отзывается у него в шортах. Но нет, рано. Не пустит.
Глеб поднялся со скамьи. Стянул с шеи полотенце и пошёл медленно, но уверенно на Леру, по пути декламируя строчки, что когда-то врезались в память:
- Не смотри, что рассеян в россыпь. Что ломаю и мну себя. Я раздел эту девку - Осень и забылся, ее ебя…
- Ты извра… щенец! - пикнула она ускоряясь.
Не успела слинять, он поймал ее полотенцем на пороге между тренажёрной и бассейном, прижал к себе.
- Да!
- Прими мои соболезнования! Только я в этом участвовать не хочу. - Новодворская пыхтела и усиленно упиралась в его потную грудь локтями, вжимая голову в плечи. - Отпусти!
- Иди, я не держу.
Она принялась интенсивнее отступать назад. Но у кобр глаза на затылке нарисованные. Он только чуть-чуть ее с курса сбил и через два наступления они одной конструкцией свалились в водную гладь. К такой стремительной смене сред девчонка не была готова и зачерпнула воды ртом хорошо. На поверхности долго квакала и отплёвывалась, собиралась с мыслями, прежде чем визгнуть:
- При… дурок… - и снова зайтись кашлем. - Я плавать не умею.
- Тогда держись крепче за меня. А то я обещал тебя не трогать.
А как, мать твою, не трогать, когда мокрые пухлые губы будто нарочно манили…
- Лера… - плечи внезапно обожгло, Новодворская выпустила когти. - Больно будет только в самом начале и недолго. Потом будет очень хорошо. Лера.
Он вцепился в ее губы почти с той же силой, с какой она оборонялась. Отразил, приглушил возражение,
