Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с ростом ENI, как оказалось, росло и самомнение Маттеи, которое иногда работало не в его пользу. Однажды Маттеи приехал в Лондон пообедать с Джоном Лаудоном, генеральным директором Royal Dutch/Shell. Встретилось старое и новое, представитель элиты и выскочка. Отец Лаудона Хьюго был одним из основателей Royal Dutch/Shell, а к середине века его высокий сын-аристократ был не только выдающимся руководителем транснациональной нефтяной корпорации, но и ведущим дипломатом. Он был проницательным человеком и хорошо разбирался в людях. В этот раз Маттеи притязал на то, что Shell не особенно хотела отдавать. Именно поэтому понадобился обед. «Маттеи был человеком, с которым очень трудно поладить, – вспоминал Лаудон. – Он был также крайне тщеславен». Во всяком случае, так казалось Лаудону и его коллегам в Shell. Поэтому Лаудон в начале обеда с невинным видом попросил Маттеи рассказать, как он попал в нефтяной бизнес. Маттеи, польщенный тем, что его всерьез воспринимают на высшем уровне, проговорил практически без остановки весь обед. Он рассказал историю своей жизни, не требуя наводящих вопросов. «Наконец, когда мы перешли к десерту, он обратился со своей просьбой, – рассказывал Лаудон. – Мы не могли ее удовлетворить, и на этом разговор был закончен». Но это была не последняя их встреча[450].
Величайшая битва маттеи
Первостепенной целью Маттеи являлось получение доступа ENI и Италии к международным источникам нефти, независимым от «англосаксонских» компаний. Он хотел своей доли ренты в ближневосточной нефти. Он открыто и настойчиво нападал на «картель», так он называл крупные нефтяные компании. Ему приписывали термин «семь сестер» по отношению к картелю, который указывал на взаимосвязь компаний и участие во многих совместных предприятиях. «Семь сестер» включали четырех партнеров в Aramco – Jersey (Exxon), Socony-Vacuum (Mobil), Standard of California (Chevron) и Texaco, плюс Gulf, Royal Dutch/Shell и British Petroleum, которые сотрудничали в Кувейте. (В 1954 г. Англо-иранская компания сменила название на British Petroleum – так называлась дочерняя компания, которую она приобрела еще во время Первой мировой войны.) На самом деле была и восьмая сестра, Французская национальная корпорация (CFP), которая состояла как в иранском консорциуме вместе с «семью сестрами», так и в Iraq Petroleum Company вместе с Jersey, Socony, British Petroleum и Royal Dutch/Shell. Но, поскольку CFP не подпадала под определение «англосаксонская», Маттеи для удобства опустил упоминание о ней. Подлинная суть нападок, направленных против этого эксклюзивного клуба нефтяных монополий, состояла не в его существовании, а в том, что он сам в нем не состоял.
Маттеи, несомненно, пытался добиться права быть его членом. Он полагал, что благодаря его последовательному участию в эмбарго, установленному крупными нефтяными компаниями против иранской нефти после национализации отрасли Моссадыком, заслужил место в иранском консорциуме, который организовали компании вместе с американским и британским правительствами после падения Моссадыка. Французы, будучи членами Iraq Petroleum Company, были приглашены в него. Из-за сильных антитрестовских настроений в Америке туда также протолкнули девять независимых американских компаний, хотя по большей части они не имели иностранных интересов и им не нужна была нефтедобыча в Иране. Но Италия, которая не имела собственных ресурсов и сильно зависела от Ближнего Востока, не попала в число избранных. Маттеи был в бешенстве. Он попытается найти свой шанс и возможность отомстить.
Он нашел и то и другое, когда в 1956 г. Суэцкий кризис заставил известные крупные компании защищаться и ясно показал уровень падения британской мощи и влияния на Ближнем Востоке. Возник некий вакуум, который Маттеи намеревался заполнить. Своей антиколониальной риторикой и нападками на «империализм» он точно соответствовал националистическим устремлениям нефтедобывающих стран[451].
Маттеи начал серьезные переговоры с Ираном и шахом. Если крупные компании превратились в специалистов по корпоративным смешанным «бракам» через свои совместные предприятия, то Маттеи задумал нечто другое. В стремлении получить доступ Италии к иранской нефти он брал в расчет интересы династии и предложил идею женитьбы шаха, которому нужен был наследник, на итальянской принцессе. А шах срочно нуждался в большей доле доходов от нефти, чем он получал от консорциума. Одно из наследий Моссадыка, национализация, позволила шаху проявлять сравнительную гибкость. В нефтедобывающих странах концессионеры – иностранные компании – продолжали владеть разведанными ресурсами. В Иране же вся нефть принадлежала правительству, а шах не меньше, чем Моссадык, стремился контролировать нефтяные ресурсы страны.
Маттеи воспользовался преимуществами такого положения, весной и летом 1957 г. он занимался разработкой совершенно беспрецедентного соглашения с Ираном, где учитывалось как новое положение Ирана, так и амбиции шаха. Шах лично отстаивал перед своим правительством сделку, по условиям которой Иранская национальная нефтяная компания становилась одновременно и партнером ENI, и арендодателем. На практике это означало, что Иран будет получать 75 % прибылей, а ENI –25. Этим были нарушены важнейшие соглашения по принципу «50 на 50». Джей Пол Гетти и другие сделали вывод, что тот, кто вступает в игру позже, платит больше.
Просочившиеся известия об условиях новой сделки между Маттеи и шахом вызвали чрезвычайное беспокойство во всем нефтяном мире. Компании, уже обосновавшиеся в Иране и на Ближнем Востоке, пришли в ужас, впрочем, как и американское и британское правительства. Чего Маттеи хочет? Зачем он это делает? Некоторые полагали, что новое соглашение было «просто формой шантажа, предназначенного для достижения Италией цели участия в консорциуме». Несомненно, Маттеи без стеснения выказывал свое желание «быть откупленным». За весьма малую цену, пустил он слух, скажем, 5 % в иранском консорциуме и 10 % в Aramco. Компании были шокированы таким нахальством. Энрико Маттеи дешево не продавался[452].
Предложения о сотрудничестве с Маттеи все-таки появились. «Итальянцы так или иначе намерены пробиться к ближневосточной нефти, – говорил один из британских чиновников в марте 1957 г. – Боюсь, моя точка зрения не понравится нефтяным компаниям, но British Petroleum, Shell и американцы поступят разумно, если решат, что меньшим злом будет допустить итальянцев, чем дать им повод беситься на Ближнем Востоке». Однако такое мнение разделялось меньшинством, и многие относились к нему с осуждением. «Синьор Маттеи – ненадежный человек, – говорил другой чиновник. – Сомневаюсь, что мы захотим укрепить его манию величия намеками, что соглашение с ним возможно». Действительно, большинство считало, что Маттеи нельзя пускать в консорциум, иначе вскоре постучится в дверь бельгийская компания Petrofina, за ней всякие немецкие нефтяные компании, а затем вообще неизвестно кто. Работать с Маттеи невозможно. Необходимо принять любые меры убеждения, чтобы попытаться остановить сделку в пропорции 75 на 25.
Американцы и британцы выразили протест иранскому правительству и шаху,
