Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

прочих причиндалов, попавших сюда, судя по виду, из самых разных экзотических земель. В тех немногих местах, где стена оставалась свободной от полок, на ней висели щиты, а под ними – скрещенное оружие: норманнский ромбический, под которым красовались висевшие крест-накрест двуручные мечи; зулусский щит из шкуры буйвола – с двумя ассегаями; круглый, с острым шипом посередине, персидский – с ятаганами… Не сомневаюсь, любой уважающий себя музей оказался бы на седьмом небе от счастья, обладай он хоть вполовину меньшей коллекцией.

Дверь в дальнем конце помещения вела, очевидно, в спальню. Со своего места я мог разглядеть платяной шкаф и часть застеленной кровати размером с хороший купейный вагон.

Еще я видел темные точки разлетевшихся по стенам кровавых брызг.

– Заходи, Гарри Дрезден, – послышался из спальни негромкий хрипловатый голос. – Мы сделали перерыв и ждем тебя.

Я вошел в спальню и оказался на месте преступления.

Первой ударила в ноздри вонь. Лафортье погиб несколько дней назад, и стоило миновать порог, как меня захлестнули запахи смерти и разложения. Он лежал на полу у кровати. Повсюду виднелись следы крови. На горле зияла чудовищная рана, все тело покрывала корочка запекшейся крови. Руки тоже были изрезаны – Лафортье явно пытался защититься от лезвия. Возможно, имелись и другие раны, на торсе, но утверждать этого наверняка я не мог.

На секунду я зажмурился, сдерживая рвотный позыв, а потом осмотрел комнату внимательнее.

Вокруг тела виднелся аккуратно очерченный золотой краской круг, по которому горели расставленные с одинаковыми интервалами пять белых свечей. Между свечами дымились пять курильниц с благовониями, и – поверьте мне на слово – запах горящего сандалового дерева не перебивал вони разлагающегося тела. По сравнению с ароматом смрад казался лишь омерзительнее.

Я стоял, глядя на Лафортье сверху вниз. Он был лыс, чуть выше среднего роста и неестественно худ. Правда, сейчас он худым не казался. Труп начал распухать. Рубаха на груди и животе натянулась, едва не обрывая пуговицы. Спина выгнулась, ногти на руках глубоко впились в ладони, зубы оскалились в чудовищной гримасе.

– Он умирал в муках, – послышался все тот же хрипловатый голос, и Индеец Джо, которого на самом деле звали Слушающий Ветер, вытирая руки полотенцем, вышел ко мне из ванной.

В его длинных седых волосах еще виднелось несколько черных прядей. Кожа имела характерный для коренных обитателей Америки бронзовый оттенок; темные глаза поблескивали из-под седых бровей. Он был одет в линялые синие джинсы, кожаные мокасины и старую черную футболку с логотипом «Аэросмита». На поясе красовалась сумка из сморщившейся от времени кожи; такая же, но поменьше, висела на перекинутой через шею веревке.

– Привет, Гарри Дрезден.

Я почтительно склонил голову. Индеец Джо славился в первую очередь как самый опытный целитель и знахарь Белого Совета – а возможно, и всей планеты. Он обладал несколькими докторскими степенями в области медицины, что не мешало ему раз в десять-двадцать лет проходить новый университетский курс: Индеец Джо старался не отставать от прогресса.

– Он погиб, защищаясь, – согласился я, мотнув головой в сторону Лафортье.

С минуту Индеец Джо, печально нахмурившись, смотрел на тело, потом снова повернулся ко мне.

– Лично я предпочел бы умереть во сне, – заметил он. – А ты?

– Мне бы хотелось, чтобы на меня наступил слон – в тот момент, когда я занимался бы любовью с хорошенькими тройняшками, – отозвался я.

Он ответил на это улыбкой, на мгновение согнавшей с лица вековую усталость.

– Знавал я парней, которые надеялись жить вечно. – Он перевел взгляд на погибшего, и улыбка померкла, словно ее и не было. – Может, такое когда-нибудь и станет возможно. А может, и нет. Смерть – естественная часть жизни.

Я не нашелся что возразить.

– Что это вы такое готовите?

– Его смерть оставила отметину, – ответил старый чародей. – Мы стараемся собрать физические следы в цельный образ.

Я удивленно выгнул бровь.

– Неужели… такое возможно?

– В обычной обстановке – нет, – признал Индеец Джо. – Но это помещение со всех сторон огорожено оберегами. Нам известно какими именно, следовательно, мы знаем, как они должны выглядеть в нормальном состоянии. А значит, по следам воздействия на обереги посторонней энергии мы можем вычислить, что это была за энергия и с какой стороны пришла. Это одна из причин, по которым мы не сдвигали тело с места.

Некоторое время я обдумывал услышанное и в конце концов решил, что описываемое Индейцем Джо, в принципе, возможно, но лишь отчасти. Это было бы что-то вроде попытки воссоздать образ, освещенный короткой вспышкой света, проследив отражения вспышки от стен. И даже так необходимые для этого концентрация и умственная энергия потрясали воображение.

– Я-то думал, дело открыли и закрыли, – пробормотал я.

– Улики неопровержимы, – кивнул Индеец Джо.

– Тогда какого черта вы тратите время на эти… штуки?

Индеец Джо посмотрел на меня в упор и ничего не ответил.

– Мерлин, – произнес я. – Он не верит, что это совершил Морган.

– Совершил он это или нет, – сказал Индеец Джо, – Морган был правой рукой Мерлина. Если его будут судить и признают виновным, это нанесет сильный удар по авторитету Мерлина.

Я тряхнул