Запад есть Запад, Восток есть Восток - Израиль Мазус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Как то Гладких понадобилось зайти в управление строительством, чтобы забрать недавно полученные из Ленинграда чертежи. И там, в одном из коридоров, мимо него прошла девушка, он заметил ее еще издали, которая и обликом своим, и походкой показалась ему очень похожей на Ольгу Майер. Когда они поравнялись друг с другом, их взгляды встретились. Ее звали Галя Гладышева. Технический отдел был ее первым местом работы после окончания одного иркутского техникума. Когда они стали встречаться, а это произошло уже через несколько дней, Гладких сказал ей, что у них даже фамилии совпадают.
Землянки никому не нравились, и их перестали строить. Стали ставить юрты. Много их поставили. Это было лучше, но все равно привычного домашнего уюта не только для городских, но и для деревенских людей, в них не было. Непривычно. Ждали появления первых домов и мечтали в них поселиться.
Молодые женщины из штаба строительства выбор Гали Гладышевой одобрили. Они еще до появления Гали очень удивлялись, почему такой видный парень, как Гладких, все один да один. Даже строили догадки, уж не потому ли он такой одинокий, что медведь, который напал на него, причинил ему какой-то очень серьезный вред. Одна из них даже не выдержала и спросила Галю, было ли у нее с ним что-нибудь?
Галя тогда воскликнула:
— Да вы что! Как можно! До свадьбы?! А в чем дело?
Женщина намеревалась дать совет, как проверить, все ли у Гладких в порядке, но Галя не стала ее слушать. Вечером того же дня, в своем шалаше, который был построен за один вечер с видом на Ангару, они очень смеялись после того, как Галя передала в лицах весь тот разговор. Добирались туда на велосипедах.
В комсомольской организации уже начинали подумывать о проведении комсомольской свадьбы. И она обязательно бы состоялась, не будь одного досадного обстоятельства: Гладких не был комсомольцем. Было решено срочно принять его в комсомол. И тут произошло совершенно неожиданное. Тем, кто пришел с этим предложением, Гладких вначале сказал, что сильно перерос для комсомола, потом, стесняясь и опустив голову, добавил:
— Так ведь и не приучены мы к политике-то.
— Кто это мы, кержаки, что ли?
— Ну, — кивнул головой Гладких.
И еще сказал, что сам понимает, как это плохо, но что поделать, когда родился таким. Теперь-то уж ничего не исправить. Потому и хотел бы, раз ему подошла пора жениться, чтобы свадьба была скромная, на которую они с Галей позовут самых близких друзей.
Когда же саму Галину спросили, не обидно ли ей слушать такие слова от своего будущего мужа, она ответила, что ничуть, раз у ее мужа к большой свадьбе душа не расположена. Тогда девушка с очень острыми глазами и вытянутым лицом спросила:
— Вот все эти слова, которые ты только что сказала, как думаешь, твой папа одобрил бы?
Галя ответила, что она не понимает смысла вопроса:
— Причем здесь мой папа?
При этом голос ее прерывался, и она сильно расстроилась. Когда же комсомольцы ушли, разговор был за юртой, на скамеечке, она неожиданно расплакалась:
— Опять вылез мой папа!
Гладких обнял ее и поцеловал:
— Что с тобой сегодня? Я тебя такой еще никогда не видел. И потом, я знал, что твой папа жив, что у вас что-то в семье неладное было, но не знал, что он какое-то значительное лицо-то, раз так спросили…
Галя улыбнулась и сквозь слезы проговорила:
— Опять ты затокал? И с ними, когда говорил, тоже.
Гладких ответил, что так ведь от волнения это все. И сам спросил:
— А кто он, папа-то твой?
Галя ответила, что потому и плачет, что эта остроносая курица о нем спросила. Еще сказала, что каждый день хотела ему об отце рассказать, да только не знала, какими словами. Не хотела говорить плохо, а хорошие слова не находились.
— А эта влезла. От обиды плачу. Никакой он не значительный. Просто его тут все знают. Он начальник одного женского ОЛПа[10] в Китойлаге. Они с матерью давно разошлись, мы в Иркутск переехали. Я его и видела-то редко. Правда, алименты от него шли большие. Мама говорила, что стыдно от него деньги получать, да только деваться некуда. Володя, трудно мне говорить. Потом как-нибудь, постепенно. Мама из-за него много переживала и болела. Поэтому рано и умерла. Ты, Володя, всю жизнь на природе жил. Тебе этого сразу не понять. Не обижайся, что об отце от других людей узнал.
— Раз трудно, то и не говори. Только больше не плач, а то я и сам вместе с тобой плакать начну. Но если по-другому, то я так понимаю, что не потому ты его стесняешься, что он здесь начальник. Зэки говорят «кто здесь не бывал, тот будет, а кто будет, тот век не забудет». Слышала, наверно?
— Я тут много чего слышала…
— А еще и по другой причине. Из-за матери. Только у него с твоей мамой было одно, а у тебя с ним совсем другое. А раз ты сюда на работу приехала, значит, к нему приехала. Я так понимаю, что тебя к отцу все-таки тянет, а раз тянет, так и не стесняйся. Отец все же…
— Я не к нему приехала, а к тебе, — сказала Галя, улыбаясь и вытирая слезы, — но все равно ты хорошо сказал, спасибо тебе.
Свадьба, как того и хотели молодожены, была хотя и скромная, но душевная. Сразу после нее Гале передали записку от отца. Тот был возмущен, что узнал о свадьбе от чужих людей, вместо того, чтобы принять в ней самое активное участие. И спрашивал: за что? Галя ответила, что это была и не свадьба совсем, а так, встреча друзей. Ведь вместе с Володей жить им пока еще негде. Просила не обижаться. И еще написала, что как только у них появится какое-никакое жилье, то он будет первым, кого они примут у себя дома.
Галина и Гладких по-настоящему сошлись, когда в городе стали ставить дома, и они получили квартиру в двухэтажке. Одними из первых. Тогда же, едва расставили мебель, и появился Гладышев. Высокого роста подполковник со строгим
