Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

Досчитав до двух тысяч двухсот тридцати девяти, я добрался до дома Билли и Джорджии.

Жизнь у молодых оборотней поменялась после того, как Билли окончил университет и начал неплохо зарабатывать на должности инженера. Но с маленькой квартирки, в которой они жили в университетские годы, пара не съехала. Джорджия продолжала учебу – она изучала психологию или что-то в этом роде. Они откладывали деньги на собственный дом. Для меня это было к лучшему. Пешком в пригород я бы не дошел.

Дверь мне открыла Джорджия. Высокая, стройная, гибкая, в футболке и длинных свободных шортах, она кажется не столько хорошенькой, сколько симпатичной.

– Господи! – выдохнула Джорджия при виде меня. – Гарри.

– Привет, Джорджия, – произнес я. – Две тысячи двести… э… сорок три. Мне нужна тихая темная комната.

Она изумленно уставилась на меня:

– Что?

– Две тысячи двести пятьдесят один, – серьезно ответил я. – И пошли сигнал братьям-волкам. Они потребуются здесь. Две тысячи двести… э… шестьдесят… семь.

Она отступила от двери, пропуская меня в прихожую.

– Гарри, о чем это ты?

Я вошел.

– Две тысячи двести шестьдесят… не делится на три… шестьдесят девять. Мне нужна темная комната. Тихая. Защищенная.

– За тобой гонятся? – спросила Джорджия.

Не помогла даже математика: стоило Джорджии задать вопрос, а моему мозгу ответить на него, как образ этой штуки вторгся в мое сознание, я рухнул на колени и упал бы ничком, если бы Билли не успел подхватить меня. Роста Билли невысокого, футов пять с полтиной, но сложен как борец-профессионал и движется с легкостью и точностью хищного зверя.

– Темная комната, – прохрипел я. – И вызывайте стаю.

– Билли, быстро, – произнесла Джорджия негромко, но решительно. Она закрыла дверь и заперла ее, потом заложила здоровенным деревянным брусом, явно не входившим в стандартное оснащение. – Неси его в нашу комнату. Я обзвоню наших.

– Ясно, – кивнул Билли.

Он поднял меня, как ребенка, почти не крякнув. По коридору отнес меня в темную спальню, уложил на кровать и закрыл окно изнутри тяжелой стальной створкой. Последнюю тоже явно установили здесь они сами.

– Тебе нужно еще чего-нибудь, Гарри? – спросил он.

– Темноты. Тишины. Потом объясню.

– Хорошо, – вздохнул он, положив руку мне на плечо.

Потом вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Я остался в темноте наедине со своими мыслями – что и требовалось.

– Поехали, Гарри, – буркнул я себе под нос. – Привыкаем к мысли.

И подумал о той штуке, которую видел своим чародейским Зрением.

Я снова получил сильнейший болезненный удар по своим ощущениям. Но, очнувшись, проделал это еще раз. И еще раз. И еще.

Верно, я увидел нечто кошмарное. Верно, такого кошмара я еще не встречал. Зато навидался много всякого другого.

Я воскресил в памяти и эти воспоминания – такие же острые и отчетливые, как давивший на меня ужас. Я видел посредством магического Зрения хороших людей, заходившихся безумным криком от прикосновения черной магии. Я видел истинную натуру мужчин и женщин, хороших и плохих. Видел, как люди убивают и погибают. Видел Королев фэйри, готовившихся к сражению, собиравших всю свою чудовищную силу…

И будь я проклят, если отступлю перед еще одной жуткой тварью, которая до сих пор не проявила себя ничем – только сигала с крыши на крышу.

– Ну давай, сволочь! – вторил я воспоминанию. – По сравнению с теми, остальными, ты – так, неудачная картинка.

И бил с размаху в это воспоминание, снова и снова, заполняя мысли всеми жуткими и прекрасными вещами, какие видел за свою жизнь, – и, делая это, заставлял себя сосредоточиться на том, как охренительно круто я со всем этим разбирался. Я вспоминал всех тех тварей, с которыми бился и которых победил. Я вспоминал все цитадели кошмара и ужаса, которые взял штурмом, все темные врата, которые разнес в щепки. Я вспоминал лица пленников, которых освободил, и похороны тех, кого не успел спасти. Я вспомнил их голоса и смех, счастье тех, кто воссоединился с близкими, и слезы утрат.

В мире хватает зла. От этого никуда не деться. Но это не значит, что со злом ничего нельзя поделать. Ведь не откажешься ты от жизни только потому, что в ней есть страшное, или потому, что порой тебе бывает больно.

Воспоминание об этой жуткой штуке причиняло адскую боль, но к чему к чему, а к боли я привык давно. Я жил с ней прежде и в дальнейшем не сдамся перед ней. Да и сама эта штука не первая из всех, какие я видел, и наверняка не последняя.

Я не собирался ложиться и помирать просто так.

Идеально отчетливые воспоминания глушили меня словно кувалдой по голове до тех пор, пока я не провалился в черноту.

Когда я снова пришел в себя, я сидел на кровати в позе лотоса. Руки мои покоились на