Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

Третий Глаз показал мне истинный вид Чикаго, и на мгновение мне показалось, что меня телепортировали в Лас-Вегас. Потоки энергии струились по улицам, пронизывали здания и людей, не встречая сопротивления. Мне они представлялись разноцветными огненными струями и завитками. Те, что текли по старым зданиям, отличались этакими капитальностью, основательностью, однако подавляющее их большинство, стихийные энергии, порожденные мыслями и эмоциями восьми миллионов человек, сплетались в мельтешащий цветами и вспышками хаос.

Облака эмоций перемежались искрящимися фонтанами идей. Ровно катящиеся потоки глубоких мыслей огибали сияющие самоцветами островки веселья. К выступающим поверхностям липли бурые потеки негативных ощущений, а к калейдоскопу звезд медленно всплывали хрупкие пузырьки мечтаний.

Чтоб их всех! Сквозь всю эту мельтешню я еле видел дорогу.

Я оглянулся через плечо. Водители и пассажиры ехавших за мной машин виделись мне с фотографической четкостью: ярко освещенные белые фигуры подцвечивались кое-где мыслями, настроениями и прочими индивидуальными особенностями. Окажись они ближе, подробностей было бы больше, хотя они, возможно, могли бы немного искажаться моим субъективным восприятием. Впрочем, даже на таком расстоянии я смог разглядеть, что все они – смертные.

В некотором роде это утешало. По крайней мере, чародея, достаточно сильного, чтобы входить в Корпус Стражей, я бы не пропустил. А если меня преследовал смертный, значит Стражи Моргана еще не обнаружили.

Я задрал голову, чтобы посмотреть наверх, и…

Время застыло.

Представьте себе вонь протухшего мяса. Представьте себе слабое, лишенное ритма содрогание изъеденного червями трупа. Добавьте к этому запахи немытого тела и плесени, скрежет гвоздя по грифельной доске, вкус прогоркшего молока, а еще запах перележавших яблок для полноты картины.

А теперь попробуйте представить себе, что все это воспринимается вашими глазами – все, до самой последней, мельчайшей подробности.

Именно это я и увидел – сводящую судорогой желудок, словно вышедшую из кошмарного сна массу, сияющую, как маяк, над одним из нависавших надо мной зданий. Физической формы за этим сгустком я почти не различал – это было все равно что смотреть сквозь слой фекалий. Никаких деталей сквозь окружавшую его завесу абсолютной неправильности – только то, с какой легкостью перемахивало это что-то с одного карниза на другой, не отставая от моего «жучка».

Кто-то закричал – я словно в тумане сообразил, что, похоже, кричу я сам. Машина наткнулась на что-то, протестующе проскрипев покрышками. Ее подбросило, потом она с силой снова шлепнулась об асфальт. Я наехал на бордюр. Я больно ушиб руки об руль, с трудом удержал его и ударил по тормозам. Я продолжал кричать, пытаясь одновременно закрыть Третий Глаз.

Следующее, что дошло до моего сознания, – это раздраженный хор клаксонов.

Я сидел на водительском месте, сжимая руль так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Мотор заглох. Судя по влаге на моих щеках, я, должно быть, плакал – если, конечно, у меня не пошла пена изо рта, что тоже не исключалось.

Звезды и камни, что это за чертова штука такая?

Даже одной вялой мысли хватило, чтобы воскресить в памяти весь этот всепоглощающий ужас. Я дернулся и крепко зажмурился, не выпуская руль. Меня трясло. Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы стряхнуть воспоминание, а когда я открыл глаза, все началось сначала, только громче.

Времени на решение задачи оставалось немного, и я никак не мог допустить, чтобы меня забрали за вождение в нетрезвом состоянии, а именно это неминуемо произойдет, стоит мне попытаться вести машину дальше – если я, конечно, не разобью ее сразу. Я сделал глубокий вдох, усилием воли попытался заставить себя не думать о кошмаре…

И тут же увидел его снова.

Когда я очнулся, у меня болел прикушенный язык, а горло саднило. Меня трясло еще сильнее.

Вести машину я не мог никак – это исключалось. Не в том я состоянии. Одна неправильная мысль – и я в кого-нибудь врежусь. Однако и оставаться на месте я тоже не мог.

Я отогнал «жучок» к тротуару, где он, по крайней мере, не мешал движению. Потом вышел из машины и направился прочь. Городские службы эвакуируют машину через три с половиной миллисекунды, зато меня при этом не арестуют.

Шатаясь, я брел по тротуару. Я очень надеялся на то, что мой преследователь, это жуткое видение, не…

Когда я открыл глаза, я валялся на земле, съежившись калачиком, мышцы сводило болью от сильных судорог. Люди обходили меня стороной, косясь на меня беспокойно или брезгливо. Я ощущал такую жуткую слабость, что даже не знал, смогу ли стоять на ногах.

Мне необходима была помощь.

Я отыскал взглядом табличку с названием улицы и пялился на нее до тех пор, пока мой превратившийся в желе мозг не сообразил, где я нахожусь.

Я поднялся – пришлось опереться на посох, чтобы не упасть, – и поковылял прочь так быстро, как только мог. На ходу я считал простые числа, начиная с единицы, и вкладывал в это занятие столько напряжения, сколько требуется обычно для заклинания.

– Раз, – пробормотал я сквозь стиснутые зубы. – Два. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. Тринадцать…

Шатаясь, я брел сквозь ночь, в буквальном смысле слова боясь даже думать о том, что, возможно, следует за мной по пятам.

Глава 5