Моцарт. К социологии одного гения - Норберт Элиас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17
Возможно, будет полезно немного подробнее остановиться на той особой способности Моцарта, которую имеют в виду, когда называют его «гением». Конечно, от этого романтического термина лучше отказаться. Что под ним имеется в виду, определить совсем не сложно. Имеется в виду, что Моцарт мог делать то, чего подавляющее большинство людей делать не способно и что находится за пределами их воображения: Моцарт мог дать полную волю своей фантазии. Она выливалась в поток музыкальных образов, которые, будучи услышаны другими людьми, возбуждали их чувства самыми разнообразными способами. Самым главным при этом было то, что фантазия Моцарта выражала себя в комбинациях образов, которые хотя и оставались в рамках усвоенного им социального музыкального канона, но в то же время выходили далеко за пределы известных прежде комбинаций и содержавшихся в них эмоциональных посланий. Именно эту способность создавать инновации в сфере звуковых образов с потенциальным или фактическим посланием для других людей, с возможностью отклика от них, мы и пытаемся отразить с помощью таких понятий, как «творческий» или «творчество» применительно к музыке и — mutatis mutandis — к искусству вообще.
Тот, кто употребляет такие слова, часто не осознает, что большинство людей способны порождать новаторские фантазии. Многие сны имеют такой характер. «Какая удивительная история приснилась мне сегодня», — говорят иногда люди. «Это, — сказала одна девушка, — как будто сны снятся не мне, а совсем другому человеку, потому что я понятия не имею, откуда у меня берутся такие идеи». То, что здесь обсуждается, не имеет ничего общего с объяснением содержания снов и не затрагивает новаторскую работу, проделанную в этом отношении Фрейдом и некоторыми из его учеников. Здесь речь идет о творческой стороне работы сновидения. Совершенно новые и часто совершенно непонятные для самого человека взаимосвязи проявляются в его снах[32].
Но новаторские фантазии спящих, а также соответствующие фантазии бодрствующих специфическим образом отличаются от фантазий, которые превращаются в произведения искусства. Они чаще всего хаотичны или, во всяком случае, неупорядоченны, спутанны и, хотя часто живо интересуют того, кто видит этот сон, для других людей представляют лишь ограниченный интерес или вообще не имеют никакого значения. Особенность новаторских фантазий в форме произведений искусства состоит в том, что они разгораются на материале, доступном многим людям. Короче говоря, это фантазии, переставшие быть приватными. Звучит просто, но вся сложность создания произведения искусства становится очевидной, когда кто- то пытается перейти этот мост — мост от приватного к публичному; можно также назвать его мостом сублимации. Для такого шага человек должен быть в состоянии свою способность к фантазированию, проявляющуюся в личных дневных грезах и ночных сновидениях, подчинить внутренним закономерностям материала и таким образом очистить произведения от всех шлаков, исключительно связанных с его «я». Иными словами, он должен сделать релевантным для тебя, для него, для нас, для вас и для них то, что вначале было релевантно только для него самого. Этому требованию служит подчинение материалу, будь то слова, краски, камни, звуки или что-то еще.
Такое воплощение фантазий в материале, при котором не теряются их спонтанность, динамика, новаторская сила, требует к тому же способностей, превышающих простое фантазирование в материале. Оно требует основательного знакомства с присущими материалу внутренними законами: всестороннего обучения работе с ним, широкого знания его возможностей. Подобное обучение, приобретение этого знания таит в себе определенные опасности: оно может повредить силе и спонтанности фантазий, другими словами, нарушить z/x внутренние законы. Вместо того чтобы развивать свои фантазии дальше, работая с материалом, есть риск полностью парализовать их. Ведь трансформация, деанимализация, цивилизация элементарного потока фантазии посредством потока знания и, если все пойдет хорошо, происходящее в конце концов слияние первого со вторым при работе с материалом — это один из аспектов разрешения конфликта. Приобретенное знание, к которому относится и приобретенное мышление, или, выражаясь овеществляющим языком традиции, — «разум», а на фрейдистском языке — «эго», сопротивляется более животным энергетическим импульсам, когда они стремятся подчинить себе скелетные мышцы, чтобы управлять их действиями. То, что эти либидинозные импульсы, пытаясь управлять человеческими действиями, также проходят и через палаты памяти, разжигая там огонь фантазий-снов и грез, и то, что при работе над произведением искусства они очищаются потоком знаний и в конце концов сливаются с ним, означает, таким образом, примирение изначально антагонистических внутри личностных течений.
Есть и другой аспект. Создание произведения искусства, обработка того или иного материала — это открытый процесс, продвижение по пути, никогда ранее непройденному этим человеком, а в случае великого мастера — по пути, которым никогда ранее вообще не следовал ни один человек. Художник экспериментирует. Он испытывает свою фантазию на оформляемом материале собственного воображения. В любой момент у него есть возможность направить творческий процесс в ту или другую сторону. Он может зайти не туда, может сказать себе, отступив на шаг: «Это не годится, это не так звучит, это не так выглядит. Это дешево, тривиально, рассыпается, не соединяется в тугую целостную структуру». Поэтому в создании произведения искусства участвует не только динамика потока фантазии, не только поток знания, но и судящая инстанция личности, художественная совесть творца — голос, который говорит: «Вот как это надо делать, вот так это выглядит, звучит, ощущается как надо, а вот так нет». Когда производство движется по известным путям, совесть индивида говорит голосом социального художественного канона. Но если художник, как Моцарт в поздние годы, сам развивает знакомый канон, то ему приходится полагаться на свою художественную совесть; углубляясь в материал, он должен быть способен быстро решить, соответствует ли направление, в котором его спонтанный поток фантазии увлекает его при работе над материалом, имманентно