И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Однако же послушайте, месье комиссар, – говорила Катрин, – если же вы все-таки из Парижа будете, то я не до конца понимаю, от чего в вашей речи слышен сильный эльзасский акцент? Вы не говорите ни на одном из парижских говоров. Данная мысль не дает мне покоя.
– Все дело заключается в том, мадемуазель, – отвечал Обье с явной усталостью в голосе, – что родом я не из Парижа, а из Страсбурга. В восемнадцатилетнем возрасте я перебрался в столицу для того, чтобы учиться и зарабатывать большие деньги. Судьба повернулась так, что стать мне суждено было именно работником полиции. И вот уже больше двадцати лет несу я службу. В городе же проживаю я еще дольше. Но это не отменяет того обстоятельства, что в Париже я не родной, оттого-то и слышен вам мой небольшой акцент.
– Что же, хорошо, в этом вы меня убедили, – недовольно сказала Катрин, – но будьте любезны, поведайте, что вы записываете в свою книжечку постоянно?
Обье поднял брови и слегка укоризненно ответил:
– Для начала уточним формулировки: не книжечка, а блокнот. Что касается того, какие записи я в него заношу, то это предмет не вашей компетенции, мадемуазель Катрин. В ваши обязанности входит пошив одежды для артистов – так занимайтесь этим и впредь.
– Да что вы себе…
– Катрин! Успокойтесь! – перебил ее Фельон, подошедший только что, – не терзай месье комиссара своими допросами. Иди к себе.
– Но я хотела посмотреть номера!
– Завтра посмотришь! Иди к себе! – повторил он грозно.
Катрин громко фыркнула и, не сказав ни слова, выбежала из Большого шапито.
– Я прошу прощения за нее, – сказал Фельон комиссару, – она любит позадавать неудобные вопросы, хе-хе. Не стоит на нее как-то злиться или обижаться.
– Забудем об этом, – сказал Обье и, похлопав Фельона по плечу, прошел к ложе для персонала. Фельон немного еще постоял, подумал, после чего отправился следом за Обье.
Ложа для персонала представляло собой небольшое отделение в кулисах, отведенное для того, чтобы за представлениями могли без стеснения наблюдать сами артисты. Причем находилось оно в таком месте, что зрители не отвлекались на наблюдавших за номерами сотрудников цирка. В тот момент в ложе находились Клэр, Мартин, Иштван, Марин и еще несколько человек. Омар в это время был в отдельной комнате, где готовился к своему номеру. Когда ему сказали, что в Большом шапито сидит мэр Дижона, он нисколько не удивился, потому что все чиновники для него не представляли какой-либо значимости. Он знал, что подчиняется не им, а Хозяину. А раз Хозяин сейчас не в состоянии нормально работать, то и подчиняться ему было некому. Он не рассматривал даже возможность служить Буайяру или же Фельону, которого после рассказа Марин перестал уважать. Он даже на одном из собраний Апельсинового клуба вступил с ним в перепалку, которая чуть было не переросла в драку. Благо, Лабушер смог их успокоить, а Моррейн разъяснил, что в данное время нельзя ставить на первое место личные отношения. Фельон вскоре забыл об этом инциденте, отнесшись к нему, как к дурачеству со стороны молодого и горячего араба. Но бен Али не забыл. Он держал у себя в голове все, что знал теперь о главном дрессировщике. К тому же, он обратил внимание на то, что с Фельоном и остальные члены клуба не ладят, в частности сам Моррейн: они постоянно бросаются друг в друга всякими колкостями, подначивают друг друга, спорят обо всем подряд. Омар рассматривал в этом очень хорошую возможность для того, чтобы в ближайшее время избавиться от Фельона. Не физически, но присутственно: он хотел добиться его увольнения, и потому искал весомые для того обстоятельства и причины. Однако сейчас мысли его были заняты одним лишь предстоящим выступлением, и он, как было положено, уже был одет в красивейший костюм и натачивал ножи.
Через десять минут (а может и чуть позже) все зрительские места оказались полностью занятыми. Людей внутри Большого шапито оказалось настолько много, что среди них почти невозможно было разглядеть месье Дюбуа, сидевшего в кресле, специально для него поставленном – вот насколько много пришло людей. Когда на манеж вышел Мишель Буайяр, то Дюбуа улыбнулся во все свои желтые зубы. Шпрехшталмейстер открыл программу, но перед этим, как и было необходимо, представил Дюбуа, как почетного гостя. Дальше последовали сами выступления, обрисовывать которые в третий (или какой там) раз уже немного глупо, вы и так все знаете. Разумеется, самым знаменательным номером стало глотание шпаг и метание ножей. Омар вновь получил самые восторженные аплодисменты, и даже мэр встал с кресла, дабы выразить свое почтение таланту бен Али. Из примечательного также стоит отметить, что трио Клэр, Иштвана и Мартина (Юби все еще пребывал в нехорошем состоянии и получил от Буайяра несколько дней на отдых и приведение себя в порядок) показало себя с самой лучшей стороны, однако Клэр допустила несколько ошибок на канате, из-за чего пребывала потом в плохом настроении. Комиссар Обье меж тем в течение всех выступлений заносил небольшие записи в свой миниатюрный блокнотик. К слову, блокнотик этот был обит кожей, выкрашенной в цвет бургундского вина. Эту интересную особенность в комиссаре – постоянно делать записи в блокнот – заметила теперь и Марин. Изредка она поглядывала на Обье, пытаясь понять, с какой целью он этим занимается.
Следуя приказу Сеньера, Буайяр объявил о закрытии Большого шапито в четыре часа пополудни, дабы у артистов было больше времени на подготовку к завтрашнему дню. Артисты этому сильно обрадовались, но, вместо того, чтобы усиленно тренироваться, они почти всем составом отправились в шатер-столовую, где их ждал прохладный пунш. Цирк еще не закрывался – работали «кварталы», которые решил посетить комиссар Обье, сочтя, что его миссия в Большом шапито завершена. Месье Дюбуа, не забыв о том, что ему сообщил Фельон, сразу по завершении основной программы направился за кулисы, где его ожидали Буайяр и Клэр, попросившаяся также присутствовать на встрече.
Войдя в комнатку, которую по обыкновению всегда занимал шпрехшталмейстер, Дюбуа первым делом громко поздоровался и поклонился. Буайяр и Клэр ответили тем же. После этого старые друзья крепко обнялись и поцеловались, Дюбуа же поцеловал у Клэр руку. Вскоре им принесли несколько десертов местной кухни и налили кофе.
– Вот расскажи мне, Мишель, – сказал Дюбуа, схватив
