Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новый порядок в азии
В течение последующих лет, по мере того как Токио пытался обосновать свои притязания некоей «миссией» и «особыми обязательствами на Дальнем Востоке», политическая жизнь была наполнена заговорами, возникали партийные движения и секретные общества, отвергавшие либерализм, капитализм и демократию как пути, ведущего к ослаблению и упадку. Считалось, что нет ничего благороднее, чем погибнуть в бою за императора. Тем не менее определенные круги японской армии в середине 1930-х гг. были озабочены и более практическими вопросами, например, какими средствами вести современную войну. Провозглашая доктрину тотальной войны, они стремились к установлению «государства национальной обороны», в котором промышленные и военные ресурсы могли быть мобилизованы и приведены в готовность на случай начала боевых действий. Офицеры, участвовавшие в Первой мировой войне или изучавшие ее, считали причиной поражения Германии ее экономическую уязвимость – относительный недостаток сырья и неспособность противостоять морской блокаде противников. Япония, по их признанию, была еще менее обеспечена, чем Германия. Фактически она стояла перед уникальной по сути проблемой поставок. Страна была практически лишена запасов нефти. Хотя нефть тогда занимала относительно небольшое место в структуре энергетики страны, составляя около 7 % общего энергопотребления, ее значение имело стратегическую важность, поскольку крупнейшими потребителями были вооруженные силы и торговый флот. К концу 1930-х гг. собственное производство Японии составило около 7 % от общего потребления. Остальная часть импортировалась – 80 % из США и еще 10 % из Голландской Ост-Индии. Но Америка проводила в Азии политику «открытых дверей», что полностью противоречило имперским амбициям Японии. Имея США вероятным противником в бассейне Тихого океана, где взять нефть для своих кораблей и самолетов?
Нефтяной вопрос вызвал раскол в руководстве японской армии и флота, что сыграло впоследствии решающую роль в международной политике Японии. Армия была нацелена на Манчжурию, Северный Китай, Внутреннюю Монголию и считалась с угрозой со стороны Советского Союза. Командование же флота, исходя из доктрины «хокусю нансин» («обороняться на севере, наступать на юге»), обратило свои взоры в сторону Голландской Ост-Индии, Малайи, Индокитая и множества островов в Тихом океане, с тем чтобы обеспечить империи безопасный доступ к природным ресурсам, особенно к нефти. Но обе стороны видели главную задачу в преобразовании Азии в «духе процветания и сосуществования» на основе «Имперского пути», то есть в установлении господства Японии[261].
В начале 1930-х гг., после событий в Манчжурии, японское правительство стремилось взять нефтяную промышленность страны под свой контроль. К тому времени 60 % внутреннего рынка контролировалось двумя западными компаниями – Rising Sun (японский филиал Royal Dutch/Shell) и Standard-Vacuum, известной также под названием Stanvac (совместное предприятие компаний Jersey и Standard of New York на Дальнем Востоке). Оставшаяся доля приходилась примерно на 30 японских компаний, импортировавших американскую нефть. Заручившись поддержкой японских деловых кругов, стремившихся улучшить свое положение на рынке, военные добились принятия в 1934 г. Закона о нефтяной промышленности, предоставляющего правительству полномочия регулировать импорт, устанавливать рыночные квоты для отдельных компаний, фиксировать цены и совершать обязательные закупки. От иностранных компаний требовалось поддерживать наличие шестимесячных товарно-материальных запасов сверх общепринятого в отрасли рабочего уровня. Цель всего этого была очевидна: сосредоточить нефтеперерабатывающую промышленность в руках японцев, снизить долю иностранных компаний и готовиться к войне. Тогда же Япония установила в своей новой колонии Манчжурии нефтяную монополию, с тем чтобы выкручивать руки западным компаниям.
Иностранные компании понимали, что их стремятся вытолкнуть с рынка. Американское и британское правительства также с неодобрением отнеслись к новым ограничениям в нефтяной отрасли Японии. Нужно было реагировать. В Вашингтоне, Нью-Йорке и Лондоне поговаривали о введении эмбарго – полного или частичного – и ограничении поставок сырой нефти в Японию. В августе 1934 г. Генри Детердинг и Уолтер Тигл прибыли в Вашингтон на встречу с чиновниками Государственного департамента и руководителем нефтяной администрации Гарольдом Икесом. Нефтяные магнаты предложили «припугнуть» Японию, намекнув на возможность введения эмбарго, надеясь, что этим заставят Токио изменить свою политику. В ноябре 1934 г. британский кабинет министров поддержал мнение МИДа о том, что японской нефтяной политике «необходимо оказать как можно более жесткое сопротивление», включая правительственное одобрение эмбарго, введенного частными компаниями. Однако государственный секретарь США Корделл Халл дал понять, что его правительство не поддержит подобную акцию, и разговоры стихли. Тем временем напряжение между нефтяными компаниями и японским правительством нарастало вплоть до лета 1937 г., после чего положение Японии резко изменилось[262].
«Карантин»
7–8 июля 1937 г. на мосту Марко Поло неподалеку от Пекина произошли две стычки между японскими и китайскими войсками. В результате роста враждебных настроений в течение следующих нескольких недель китайские националисты заняли непримиримую позицию по отношению к уступкам Японии. «Если мы позволим захватить еще хотя бы дюйм нашей территории, – заявил лидер китайских националистов Чан Кайши, – то тем самым окажемся виновными в преступлении перед нашей нацией». Японцы, в свою очередь, считали, что китайцев необходимо проучить, и армия нанесла им «решительный удар». Через месяц после первого инцидента, 14 августа, китайцы осуществили бомбардировку японской базы флота в Шанхае. Началась японо-китайская война.
Япония немедленно форсировала усилия по переводу экономики на военные рельсы и постаралась уладить отношения с иностранными нефтяными компаниями: правительство не хотело рисковать перебоями в поставках нефти. Одновременно специальная сессия парламента, созванная для одобрения мобилизационного законодательства, приняла закон о производстве синтетического аналога нефти. Он предусматривал семилетний план развития, по которому к 1943 г. производство жидкого синтетического топлива, преимущественно из угля, должно было покрывать половину потребности в энергоносителях Японии в 1937 г. Задача не только амбициозная, но и в высшей степени нереальная.
С самого первого дня официальная американская политика и общественное мнение в начавшейся японско-китайской войне выступали на стороне Китая как жертвы агрессии. Но Соединенные Штаты были в тисках изоляционизма. Прошло 14 лет с тех пор, как Франклин Рузвельт, будучи заместителем министра военно-морского флота, написал статью «Можем ли мы доверять Японии?». Теперь же президент Рузвельт был удручен политической напряженностью в стране и развитием событий на международной арене. В своей речи в октябре 1937 г. он затронул вопрос об установлении «карантина» с целью пресечения распространения «эпидемии мирового беззакония». После налета японской авиации на четыре американских судна на
