Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Истинный патриотизм
Между тем, наряду с ложным и губительным патриотизмом, возможен патриотизм истинный и конструктивный. Это любовь к «своим», которая не выстраивается на их невежественном возвышении над остальными и тем самым не умаляет других людей. Это патриотизм духовный, а не инстинктивный – зрячий, а не слепой.
Являясь патриотами духа, мы действительно можем больше любить людей своего народа и тех, кто вокруг нас, чем тех, кто далеко от нас и вообще нам неизвестен. Это объясняется не тем, что они лучше и есть люди первого сорта в отличие от всех остальных второсортных созданий. Просто в силу обстоятельств жизни именно с этой землей, этой культурой и этими людьми нас связывают узы понимания, сотрудничества, сорадости и сострадания.
Мы находимся в постоянном соприкосновении с ними, а не с кем-то и чем-то другим. Как следствие, наша творческая энергия непропорционально направлена именно на свой народ, свою культуру, своих близких. Эта творческая энергия, стремящаяся к благу, принимающая мир и воплощающая в нем благо, и есть любовь в подлинном смысле этого слова.
Патриотизм духа означает, что мы взаимодействуем с той культурной, географической и этнической ситуацией, в которой находимся, а не с некоей отдаленной и воображаемой. Миру вокруг нас достается больше нашей деятельности, чем миру вдали, то есть ему достается и большей нашей любви. Но в таком выборе при распределении собственной энергии нет ничего предвзятого и несправедливого. Он неизбежен и принадлежит к самой логике вещей. Мы можем полноценно любить, то есть любить деятельно, только то, с чем соприкасаемся.
Чем верность отличается от предательства?
Когда человек бьется головой о стену, поджигает свой дом или бросается резать окружающих на части, а мы ему в этом помогаем, не нужно думать, что мы на его стороне и проявляем похвальную преданность. Мы поддерживаем его безумства, его нервный срыв, его слабости и заблуждения. Помощь в совершении ошибок есть действия врага, а не друга. Это предательство высших возможностей личности и предательство самой сущности жизни.
С другой стороны, когда вы мешаете человеку, думающему, что он откапывает сокровища, рыть очередную могилу, вы не идете против него. Именно своим отказом соучаствовать в его ошибках, оправдывать и одобрять эти ошибки, вы демонстрируете подлинную верность человеку и любовь к нему.
Быть верным другому не означает быть верным любому его проявлению, действию и решению. Это значит являться препятствием для его невежества и помощью в его движении к познанию и созиданию.
Хотя кому-то это может показаться очевидным, инстинкт всегда подсказывал людям диаметрально противоположное убеждение. Предателями принято называть тех, кто не готов идти на поводу у наших ошибок, неврозов и авантюр. Друзьями же человек склонен считать людей, которые слепо принимают участие в любой его затее и одобряют, согласно известному клише, «любое его решение».
Словом, в истории всегда господствовало ложное и чисто животное понятие о том, кто за нас, а кто против.
В соответствии с ним, предательство есть несогласие, а верность – это согласие. Верность – это когда тебе говорят, а ты делаешь. Идеальная же верность достигается, если нам удается не просто внешне поддержать чужие решения, но при этом настолько исказить свое восприятие, чтобы оно вошло с ними в резонанс. Мы должны уподобиться им внутренне. Требуется увидеть белое черным, а черное – белым. Требуется поверить, что говоримое нам есть не просто правда, но правда святая и неизбежная.
Такую верность воспевали лорды, рыцари и менестрели Средних веков. Она возвеличивалась и в античности, и в Новейшее время. Тем самым все оказалось перевернуто с ног на голову. Редким и лишь частичным исключением был феодальный кодекс самураев — бусидо. Возникший из причудливой смеси животных инстинктов, буддизма и синтоизма, бусидо порой оказывался очень близко к сути.
По бусидо, тот, кто исполнял несправедливые приказы и потворствовал ошибкам и капризам своего господина, был лишен чести[73]. Такой самурай назывался «нэй-син», то есть «лакей» и «раболепный слуга». Его также могли именовать «тё-син» – «подхалим», «льстец», «лизоблюд».
Подлинная преданность самурая была преданностью сердца и была основана на понимании существа вещей. Она принадлежит другому человеку, но не принадлежит всем его действиям и решениям без разбора, а лишь тем из них, в которых воплощается созидательная и познающая природа жизни.
Проявлением истинной преданности является готовность указать другому на его ошибки. Самурай, который не мог переубедить господина и не желал исполнять его бесчестных приказов, зачастую совершал ритуальное самоубийство — сэпукку.
Не предай себя и ты не предашь других
На протяжении миллионов лет наши предки жили в малых группах, которые редко превышали численность в тридцать особей и уж тем более выходили за сто. Они пребывали в постоянной конкуренции за территорию и пищу с такими же группами своего вида по соседству, как и с другими живыми существами в той же экологической нише.
Деление на «своих» и «чужих» было полезным механизмом, который помогал не упустить интереса собственной группы и выжить в этой борьбе. Он следовал очень грубой и простой логике: «свое» значит хорошо, а «чужое» есть плохо.
Жизнь с тех пор сильно изменилась, но инстинкты за ней не поспели. Они остались теми же. Сегодня нам куда реже нужно драться с окружающими за еду и территорию, либо это происходит не рыком, клыками и когтями, а путем убеждения и демонстрации своих творческих сил, своей компетенции. Получает больше ресурсов и надежнее их удерживает тот, кто справляется со стоящими перед ним задачами, а не тот, кто особенно злобен и готов рвать конкурентов на части в прямом смысле этого слова.
Малый ум лимбической системы толкает нас именно на глупую лобовую конфронтацию, как в доисторических джунглях. Он производит много информационного шума, искажений восприятия и разъедающих разум эмоций.
Более того, эти разрушительные силы постоянно наводятся не на тех, кто и правда представляет для нас угрозу и с кем нам есть, что делить. Они провоцируют конфликты на пустом месте и при этом совсем не помогают одержать в этих конфликтах верх.
Одновременно мы принимаемся считать «своими» тех, кто совсем не «свой» и никакой помощи нам не оказывает. Мы записываем врагов себе в друзья, записываем в свою стаю случайным образом оказавшиеся в нашей жизни идеи, традиции, порядки и распорядки. Тогда им автоматически достается наша верность – так же
