Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто любит «своих» за то, что они «свои», находится в плену опасной иллюзии. Христос неоднократно заявлял, что намерен избавить людей от нее.
В Евангелии от Матфея он произносит слова, которые громом ходили по последующим тысячелетиям:
«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.
И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня, и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня»[72].
Почему здесь домашние называются врагами? Причина в том, что верность и любовь к ним зачастую основывается на лжи, на инстинктивной положительной предвзятости. Они получают ее прежде и сверх всех остальных, в ущерб остальным – и вдобавок на том фальшивом основании, что мы состоим с ними в родстве, что они для нас «свои».
Любовь и верность, основанные на фальши, не могут быть истинным чувством. Это как здание, строящееся на песке. Тем самым домашние, по мысли Христа, могут быть оковами, отделяющими нас от сути. Они отделяют нас от прямого и чистого восприятия людей и мира, от любви, которая основана не на инстинктивной лжи, а на разумной правде.
Христос всегда выражался на языке образов и аллегорий. И когда он говорит «Я», «Меня», то под собой он понимает истину. Следовательно, его слова означают: для кого мать и отец дороже истины, для кого «свои» дороже истины, тот не достоин этой истины и не может рассчитывать на спасение в ней.
Понимание, что инстинктивная и предвзятая любовь не есть благо, является все еще труднодоступным и сокровенным знанием.
Оно идет вразрез с интуицией большинства, идет против шерсти зверя, сидящего в человеческом бессознательном. И все-таки не одни лишь Будда и Христос ясно видели ее природу. Против нее и в частности против всего того, что называется сейчас патриотизмом, выступали практически все создатели великих течений мысли от Лао-цзы в Китае и стоиков в Древней Греции до пророка Мухаммеда на Аравийском полуострове.
Если говорить о наиболее выдающихся умах последних столетий, то среди них особенно громко звучали голоса Ницше, Толстого и Эйнштейна. Первый считал патриотизм скудоумием, а Эйнштейн и Толстой – настоящим позором, способствующим отупению и озверению человечества. В статье «Патриотизм или мир» с ее крайне красноречивым заголовком Толстой пишет:
«B руках правящих классов войско, деньги, школа, религия, пресса. В школах они разжигают в детях патриотизм историями, описывая свой народ лучшим из всех народов и всегда правым; во взрослых разжигают это же чувство зрелищами, торжествами, памятниками, патриотической лживой прессой; главное же, разжигают патриотизм тем, что, совершая всякого рода несправедливости и жестокости против других народов, возбуждают в них вражду к своему народу, и потом этой-то враждой пользуются для возбуждения вражды и в своем народе».
Нужно понимать, что, хотя в определении патриотизма содержится прекрасное слово «любовь», это очень специфическая «любовь».
Патриотизм не есть просто любовь к собственному народу – такая же, как любовь ко всем прочим народам. Ведь если мы не проводим принципиальных различий, о каком патриотизме может идти речь? Мы просто любим мир, любим людей. Делать какой-то особый акцент на тех или других только вводило бы в заблуждение.
Патриотизм есть предпочтение и возвышение своего народа над прочими. Это возвышение «своих» над «чужими», потому лишь, что они «свои» – на основании географии и обстоятельств их рождения. Все это и близко не похоже на то возвышенное чувство, о котором говорили пророки, мистики и мыслители. Слово употреблено то же самое, но описываемое им явление принципиально отличается.
В нем проявляется инстинктивная и предвзятая привязанность. Она занимает то место, где могла бы находиться истинная любовь, которая представляет собой нашу спонтанно выражающуюся в деятельности творческую энергию, нашу созидающую и познающую волю к благу. Занимая место этой любви, она мешает ей проявиться.
С научной точки зрения, в положительной предвзятости и в возвышении своего народа над прочими проявляются те же самые слепые инстинкты, что порождают расизм, нацизм, шовинизм и ксенофобию всех сортов. Это искажения восприятия из самых глубин лимбической системы мозга, которые некогда упрощали нашим предкам существование и выживание. Сейчас же они невероятно их осложняют. Так происходит со всем, что отказывается меняться и потому входит в противоречие со средой, в которой живет.
Для многих будет болезненным услышать сказанное здесь, так как удаление крепко вросших в нас заблуждений всегда болезненно. Но удалять их нужно. Потому Христос говорил: «Я принес не мир, но меч». Это был меч, который, по его представлениям, должен был обрубить ложные привязанности и освободить место для подлинных.
Убеждение в том, что коллективная идентичность важнее индивидуальных свойств, есть одно из самых опасных убеждений в истории человечества. Он свой, он земляк, он немец, как и я – значит он хорош. Я люблю свою расу, свою нишу в жизни, потому что они мои. Я люблю свою страну, потому что она моя.
Но гордиться тем, что я француз, что я чех или японец так же нелепо, как гордиться тем, что я млекопитающее, что мой рост выше среднего или что я вырос в многоэтажном доме. Это не наших рук дело и не является существенной характеристикой, а потому само по себе не говорит ни в нашу пользу, ни против нас.
Пока у любви и гордости (а равным образом у ненависти и стыда) будут столь невежественные основания, человек будет постоянно попадать мимо нот жизни и платить по счетам дорогостоящих ошибок.
Важной оказывается не коллективная идентичность, а совсем другое: то, какое влияние человек имеет на окружающий его мир и на свою собственную жизнь. Кто он? Чем наполнены его слова и поступки, какой энергией они напитаны? Движет ли им ненависть и воля к разрушению или же любовь и воля к созиданию? При этом становится безразличным, является ли он китайцем или итальянцем, темноглазым или светлоглазым, любителем рыбы или мяса, либералом или консерватором.
Коллективная идентичность есть второстепенный признак, так как она не дает ответа на эти коренные вопросы. Ее познавательная
