Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь

Ао беззаботно бродил повсюду и вволю наслаждался окружавшей его красотой. Все, что он видел, все, что он слышал, казалось ему прекрасным. Прекрасным настолько, что он любовался и не мог налюбоваться, и очень часто ему просто жалко было расстаться с каким-нибудь местом. У молодой же барышни теперь только одно на уме – как бы найти отца, и на сердце у нее очень тревожно. И все, на что она ни посмотрит, все, что ни услышит – все невольно наводит ее на тяжелые мысли о разлуке с отцом, о том, что он где-то на краю света скитается в одиночестве. Поэтому, как бы хороши ни были места, мимо которых мы проезжаем, для нее они становятся лишь источником безграничной печали. Помните, в древности говорили: «Сияние безоблачной луны всем зрячим доставляет наслаждение, но вор или грабитель его боится. Цветы и птицы тешат человека, но тот, чье сердце сражено тоской разлуки, часто роняет слезы, глядя на них, и сердце его сжимается от боли». Бывает, – продолжал До Цзю гун, – что чувство возникает при взгляде на красоту природы, бывает же наоборот, что под влиянием настроения так или иначе воспринимаются прелести природы. Все это порождается сердцем, душевным состоянием, и с этим ничего не поделать.

– Ах, вот какие тут тонкости! – сказал Линь Чжи-ян в ответ на рассуждения До Цзю гуна. – Ну что ж, попробую повлиять на племянницу.

Как-то раз, когда Сяо-шань сидела на носу лодки и грустила, Линь Чжи-ян подошел к ней и завел разговор:

– Я еще в Линнани заметил, что ты собрала в дорогу книги. Вот теперь взяла бы их да почитала, чтобы рассеять скуку. А не хочешь читать, так поговори с Вань-жу и Жо-хуа о словесности, о поэзии – они ведь тоже ничем не заняты. Имей в виду, что если мы все время будем идти при попутном ветре, то, может быть, ты еще и успеешь попасть на экзамены. Да и вообще в пути не следует думать о расстоянии. А то если, как это делаешь ты, целыми днями только и спрашивать, скоро ли мы доберемся, да все об этом одном и думать, то, пожалуй, год пути может показаться с десяток лет, а то и больше.

– Вы, конечно, правы, – ответила Сяо-шань. – Но стоит только мне положить перед собой книгу, как я тотчас же засыпаю, а когда я просто так сижу и ничего не делаю, на душе у меня становится спокойнее. Вы, дядюшка, не беспокойтесь. Хоть я все время и думаю об одном и том же, но знаю, что путь дальний, и это меня ничуть не беспокоит. Только бы удалось найти отца, а если для этого нам придется проплавать лишних два, пусть даже три года – мне все равно. Конечно, если бы я сдала экзамены и попала бы в число награжденных за таланты, это принесло бы почет моим родителям, но пока я не разыщу отца, разве могу я думать об этом? И вот еще что: прошение о допущении к экзаменам надо подавать в шестой луне будущего года, а к этому сроку, пусть даже и туда и обратно нам будет благоприятствовать попутный ветер, все равно не поспеть вернуться домой.

Линь Чжи-яну нечего было возразить на доводы Сяо-шань, но все же время от времени он принимался уговаривать племянницу.

О том, что произошло с нашими путешественниками дальше, мы узнаем из следующей главы.

Глава 44

Юная странница ищет невестку

в Далеких Восточных горах.

Монахиня старая путнице в джонке

гриб преподносит целебный.

Итак, Линь Чжи-ян, беспокоясь, чтобы Сяо-шань не заболела от тоски по отцу, нет-нет да отвлекал ее каким-нибудь разговором и уговаривал не грустить. Часто он рассказывал ей о природе заморских стран, о том, какие там живут люди, что там растет и что производят. Сяо-шань с удовольствием слушала эти рассказы. В свое время она кое-что читала о заморских странах, и, так как в описании этих стран было много непостижимого, она не знала, чему верить, чему нет. А тут почти все, о чем ей рассказывал Линь Чжи-ян, совпадало с тем, что было в древних книгах, и многие ее сомнения были таким образом рассеяны. Однако хотя Линь Чжи-ян не раз бывал за морем, но внимательно ко всему он не приглядывался и познания его были не так уж велики, чтобы изо дня в день отвечать на подробные расспросы Сяо-шань. Вскоре весь запас его знаний был исчерпан. Но, на счастье, рядом был До Цзю гун. Этот восьмидесятилетний старец много где побывал за свой век и много чего повидал. Он мог без конца рассказывать о далеких странах, об их природных красотах и о многом другом. Его-то и стал приглашать Линь Чжи-ян, когда не знал, чем бы еще развлечь Сяо-шань. Рассказы До Цзю гуна увлекали не только Сяо-шань: немало полезного узнавали из этих бесед и Вань-жу с Жо-хуа, и таким образом благодаря До Цзю гуну никто на джонке не ведал скуки. Беда только в том, что Сяо-шань, непривычная к качке и морским бурям, чувствительная к переменам погоды, вдруг заболела и слегла. Целый месяц она не могла подняться с постели, а когда поднялась, то была очень слаба, несмотря на то, что к ней вернулись и аппетит, и сон.

* * *

Незаметно наступила весна. И вот в один из погожих теплых дней джонка пристала к берегам Восточных гор. Линь Чжи-ян вспомнил, как Ло Хун-цюй расправилась тут с тигром, и, собравшись пойти навестить Ло Хун-цюй, сказал Сяо-шань:

– Отец твой очень любил ее за дочернее почтение и даже просил уважаемого господина Иня просватать ее за Сяо-фэна. Не помню, говорил я тебе или нет, но потом, когда мы были в государстве Сюаньюань, мы получили от господина Иня письмо, из которого узнали, что сватовство состоялось.

– В вещах отца, я помню, видела какое-то письмо, где говорилось о сватовстве, – сказала Сяо-шань. – Я давно собиралась спросить вас, в чем дело, но все забывала. Мне непременно нужно повидать Хун-цюй. Надо узнать, когда она собирается возвращаться домой. К тому же если она способна справляться с тиграми, то что может быть лучше, если она изъявит желание отправиться вместе со мной разыскивать отца.

– Это верно, – ответил ей Линь Чжи-ян. – Но только ты ведь еще очень слаба, а дорога здесь трудная, все через горы…

– Когда мы приедем на