Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь

пустилась разыскивать его. И, кто знает, может быть, мои слова, мои слезы и мольбы заставят отцовское сердце сжалиться над горем дочери. Кроме того, вам, матушка, нельзя ведь равняться со мной. Ну, пусть я, как говорится, «обнажу лицо свое перед посторонними», это, конечно, не совсем хорошо. Но с другой стороны, я все-таки молода и путешествовать мне не так трудно; в одном месте не найду, поеду в другое, в другом нет, поеду в третье… А вам разъезжать повсюду и «обнажать лицо свое перед людьми» будет и вовсе неудобно.

Жена Тан Ао долго стояла молча, не зная, что ответить дочери.

Тогда в разговор вмешался Линь Чжи-ян:

– Хоть ты, племянница, и молода, но и тебе не годится разъезжать по свету. Я считаю, что ни тебе, ни матери твоей ездить незачем. Проще будет мне одному отправиться на розыски.

– Это, конечно, справедливо, – ответила Сяо-шань, – но смогу ли я смириться, если вы вернетесь ни с чем? Нет уж, придется просить вас взять меня с собой. Лучше теперь поехать вместе, чем потом затевать все сначала. Мне лишь бы добраться до Малого Пэнлая и найти отца. А там, вернется он или не вернется, винить вас уже ни в чем не буду.

– Ну что ж, – согласился Линь Чжи-ян, видя, что ему не переубедить Сяо-шань, – раз ты непременно хочешь поехать, то отговаривать тебя больше не буду. Через месяц, когда тетя твоя поправится, я закуплю товар и мы отправимся вместе.

На общем совете тут же решили днем отъезда назначить первый день восьмой луны. Жена Тан Ао простилась с семьей брата и, захватив вещи мужа, вместе с детьми уехала к себе домой собирать Сяо-шань в дорогу. Дома она подробно рассказала деверю о том, что выяснилось у Линь Чжи-яна, и история с братом очень расстроила Тан Миня.

Сяо-шань с этого времени стала просить няню расставлять по всему залу столы и стулья и ежедневно занималась тем, что бегала по ним и прыгала то со стола на стул, то со стула на стол.

Как-то раз, застав дочь за таким занятием, мать спросила ее:

– Уж не наваждение ли какое нашло на тебя, дочь моя, что ты носишься по всей комнате и скачешь по столам да по стульям. В чем дело?

– Я знаю, что нам придется преодолевать труднопроходимые горные тропы, – ответила Сяо-шань, – и потому решила заранее к этому подготовиться. А то как же я взберусь на горы Малого Пэнлая.

– Вон, оказывается, что! – проговорила мать. – Надо же было до этого додуматься!

Незаметно подошло тридцатое число седьмой луны. Сяо-шань, роняя слезы, простилась с близкими и, напутствуемая пожеланиями скорее найти отца и вернуться, вместе с няней отправилась в путь. Тан Минь сопровождал их до дома Линь Чжи-яна. Там он оставил Сяо-шань тысячу лан на путевые расходы и, распрощавшись с Линь Чжи-яном, поспешил вернуться в школу.

Тем временем Линь Чжи-ян закупил товар и собрался в дорогу. Зная До Цзю гуна как порядочного и надежного человека, Линь Чжи-ян хотел, чтобы тот поехал с ним и помог в пути. До Цзю гун совсем не собирался опять пускаться в путешествие. Жил он неплохо на ту тысячу серебром, которая досталась ему в государстве Людей с раздвоенными языками, а чувствовал себя после путешествия на Пэнлай, где он отведал чудодейственного гриба, не особенно хорошо. Да и мог ли он отправиться в путешествие, когда он теперь целыми днями сидел дома, раздавал нуждающимся лекарства и таким образом весь ушел в то, чтобы спасать мир людской от недугов. Ехать за море он совсем не хотел, но неотступным просьбам Линь Чжи-яна ему трудно было отказать, и в конце концов он все же согласился. Оставалось решить, как пристроить Лань-инь и Жо-хуа, и До Цзю гун предложил:

– Раз барышня Сяо-шань уезжает, то почему бы вам не отправить Лань-инь к вашей сестре. Тем более, что девочка эта приходится приемной дочерью почтенного Тан Ао. А Жо-хуа – ваша приемная дочь, так пусть она едет с вами и будет вместе с вашей племянницей. Когда вернемся, вы подберете ей пару, просватаете и добром отблагодарите за добро.

Линь Чжи-ян в тот же день увез к себе Лань-инь и Жо-хуа. Вместе с ними поехали Тянь Фэн-хуань и Цинь Сяо-чунь. Линь Чжи-ян познакомил Сяо-шань со всеми девушками, и они так быстро подружились, словно давно уже знали друг друга.

Сяо-шань очень обрадовалась, когда узнала, что Лань-инь будет жить у них.

– Я все время беспокоилась, что мать будет тосковать, – сказала она Лань-инь, – но если вы, сестрица, будете жить у нас, то не только замените меня во всем, но и матери будет легче на душе.

Попросив Лань-инь присмотреть в ее отсутствие за домашними, Сяо-шань добавила:

– Когда найду батюшку и вернусь, постараюсь особо отблагодарить вас.

– Что вы, что вы! – ответила Лань-инь. – Ведь если бы приемный батюшка не взял меня тогда с собой и не спас меня, меня давно уже не было бы в живых. Разве я могу забыть об этом? Теперь, когда вы уезжаете, я просто обязана быть возле моей приемной матушки, и просить меня об этом излишне. Вы только сами берегите себя!

В тот же день вечером Линь Чжи-ян нанял лодку и поручил своей теще, госпоже Цзян, отвезти к сестре няньку и Лань-инь. В тот же вечер госпожа Цзян успела вернуться назад.

На следующий день простились со всеми и уехали к себе Тянь Фэн-хуань и Цинь Сяо-чунь.

* * *

Линь Чжи-ян, как всегда, оставил дом на попечение тещи, а сам вместе с женой, дочерью, Сяо-шань и Жо-хуа отправился в путь. Добравшись на лодке до моря, они пересели на морскую джонку и тотчас подняли паруса.

Три месяца они плыли, прежде чем обогнули и оставили позади себя «Гору-ворота». Линь Чжи-ян все беспокоился, чтобы Сяо-шань не захворала с тоски по отцу, и каждый раз, когда на пути встречались живописные места, предлагал племяннице полюбоваться ими. Но Сяо-шань, глядя на леса и горы, тосковала еще больше и часто плакала.

Однажды в разговоре с До Цзю гуном Линь Чжи-ян заметил:

– Зять, бывало, где ни увидит красивые места, так без конца восторгается ими. А вот племянница, наоборот, сколько я ни пытаюсь отвлечь ее от грустных мыслей красотой природы, она еще больше тоскует. В чем тут дело? Уж не природа ли перестала быть такой, как была?

– Природа все та же, конечно, – ответил До Цзю гун. – Но каждый воспринимает ее по-разному. Почтенный Тан