Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

Ещё через три дня у Бриенна (где Наполеон когда-то учился и теперь очень хотел победить) он взял верх над двумя — русским и прусским — корпусами Г.Л. Блюхера и Ф.В. Остен-Сакена, причём прусский фельдмаршал Блюхер был сбит с лошади и едва не попал в плен вместе со своим начальником штаба, будущим фельдмаршалом А.В. Гнейзенау, а русский генерал от инфантерии Остен-Сакен (позднее он тоже станет фельдмаршалом) был ранен. Кстати, у французов в этой битве получили ранения маршалы Л.А. Бертье и Н.Ш. Удино, а общие потери сторон были примерно равны: по 3 тыс. человек. Главное, Наполеон освободил от русско-прусских оккупантов Бриенн, столь дорогой его сердцу город. После битвы на ночлег он остановился в доме местного кюре отца Анриона, бывшего преподавателя Бриеннской школы, когда в ней учился будущий император[1272].

1 февраля при Ла-Ротьере Наполеон, располагая, по данным Е.В. Тарле и А. Кастело, 30–33 тыс. новобранцев, выдержал 10-часовую битву с главными силами Шварценберга (как минимум 122 тыс. человек)[1273]. Поскольку французы после боя вынуждены были отступить, некоторые историки зачли им поражение. Так, А. Лашук назвал Ла-Ротьер «неудачным сражением» Наполеона, хотя и подчеркнул, что французы отступили «в полном порядке», и при этом «никто даже не пробовал преследовать» их, и Д. Чандлер усмотрел здесь «тактическое поражение» французов, но тоже признал, что Наполеон «с величайшим искусством вышел из битвы по всей своей линии»[1274]. Именно потому, что Наполеон после 10-часовой битвы с противником, вчетверо превосходившим его численно, отступил от Ла-Ротьера «с величайшим искусством» и «в полном порядке», Е.В. Тарле заключил, что эта битва оставила у французов «впечатление почти выигранной»[1275]. Во всяком случае разбить себя они не позволили и, пожалуй, заслужили под Ла-Ротьером ничью.

Как бы то ни было, Наполеон после Ла-Ротьера вышел в тыл Силезской армии и, сбив с толку союзное командование хитроумно-стремительными манёврами, ошеломил противника целым фейерверком побед: за пять дней, с 10 по 14 февраля, он выиграл четыре сражения — под Шампобером, Монмирайлем, Шато-Тьерри и Вошаном, — разгромив по частям всю Силезскую армию.

10 февраля при Шампобере был почти уничтожен русский корпус генерала 3.Д. Олсуфьева, а сам Олсуфьев и ещё один генерал, К.М. Полторацкий (причастный к убийству Павла I) взяты в плен вместе с 3 тыс. их солдат. Между прочим, самого Олсуфьева пленил 19-летний рядовой конно-егерского полка Кристиль. «Этот юноша, имевший за плечами всего полгода службы, лично доставил своего пленника к императору, который собственноручно наградил храбреца рыцарским крестом Почётного легиона»[1276]. Ещё полторы тысячи русских воинов (цитирую Е.В. Тарле) «были перебиты, остальные бежали»[1277]. Французы потеряли всего 600 (по данным М.И. Богдановича) или даже меньше 200 человек, как подсчитал Д. Чандлер[1278]. Вечером после битвы Наполеон пригласил пленных генералов к себе на ужин и потом долго говорил о пожаре Москвы (может быть, и о цареубийстве) с Полторацким[1279].

В тот же вечер император писал Марии-Луизе: «Моя дорогая Луиза! Победа! <…>. Прикажи устроить салют перед Домом инвалидов и пусть об этом возвестят во всех увеселительных заведениях. Я преследую Сакена <…>. Наступая ему на пятки, рассчитываю в полночь достичь Монмирайля. Нап.»[1280] Мария-Луиза в ответ поделилась с мужем своей радостью: «Римский король просил меня передать тебе, что он съел весь шпинат — это наша потрясающая новость для тебя»[1281].

На следующий день, достигнув, как он обещал Марии-Луизе, Монмирайля, Наполеон разгромил здесь объединённые силы двух союзных корпусов — русского (Ф.В. Остен-Сакена) и прусского (Г.Д.Л. Йорка). Союзники потеряли около 8 тыс. человек, французы — меньше 1 тыс.[1282] В этом сражении «получил 10 штыковых ран» и был взят в плен подпоручик Г.С. Батеньков[1283] — впоследствии видный член Северного общества декабристов, осуждённый на 20 лет каторги.

Развивая успех, Наполеон 12 февраля у г. Шато-Тьерри настиг отступавшие в беспорядке корпуса Йорка и Остен-Сакена и подверг их новому разгрому. На этот раз союзники потеряли ещё 3 тыс. человек и весь обоз корпуса Остен-Сакена (урон французов не превышал 400 человек)[1284]. «Моя пешая и конная гвардия покрыла себя славой, особенно отличились драгуны, — написал император об этой победе своему министру и другу Рене Савари. — То, что они совершили, может быть сравнимо только с рыцарскими романами и подвигами воинов того времени, когда благодаря своему вооружению и ловкости лошадей один убивал триста-четыреста человек. Враг должен быть потрясён и охвачен ужасом»[1285].

Союзники действительно были потрясены после Шампобера, Монмирайля и Шато-Тьерри, а после новой победы Наполеона 14 февраля при селении Вошан их потрясение уже приближалось к панике. В битве при Вошане Наполеон разгромил ещё два союзных корпуса — прусский (генерала, графа и будущего фельдмаршала Ф.Г. Клейста) и русский (генерала П.М. Капцевича) — под общим командованием Г.Л. Блюхера. Здесь почти полностью была уничтожена прусская дивизия графа Г.Э.К. Цитена (тоже ставшего позднее фельдмаршалом!) и взят в плен русский генерал князь А.П. Урусов, причём союзники потеряли, по разным данным, от 6 до 9 тыс., а французы — всего лишь 500–600 человек[1286]. «Невозможно было, — восклицал М.И. Богданович, — одержать больших успехов с меньшими потерями!»[1287]

Союзное командование на время потеряло способность ориентироваться в столь злосчастном для него круговороте боевых действий. «Наполеон был вездесущ и страшен, — вспоминал российский генерал от инфантерии (эмигрант из Франции) граф А.Ф. Ланжерон. — Он бил нас всех, одного за другим. Мы боялись его дерзких замыслов, быстроты его маршей, его головоломных комбинаций. Едва составишь план, он его уже разгадал»[1288]. «Он будто в кармане носил войско своё» и «птицей летал между Сеной и Марной», — в таких выражениях отзывались о наполеоновских маршах 1814 г. современники и будущие историки[1289].

Секрет блестящих успехов Наполеона в той самой трудной для него кампании с чисто военной точки зрения был прост: он использовал разбросанность полчищ союзников быстрыми манёврами и неожиданными ударами. Но делал он это так искусно, что сам был горд результатами, похожими на его феерические победы 1796–1797 гг. в Италии, и после Вошана даже воскликнул: «Я опять надел свои сапоги итальянской кампании!»[1290]

Лагерь шестой коалиции снова, уже в который раз, поддался растерянности и был под угрозой раскола. Только Александр I сохранял твёрдость духа. «Я не заключу мира, пока Наполеон останется