Калейдоскоп вечности (СИ) - Евгения Кострова

— Гони прочь, смердящего пса, пускай сожрет его лицо гниющая проказа, — зловеще шептал он, выхватывая палантин и письмо, но девушка так и не сдвинулась с места, оставаясь коленопреклонном, даже когда он повернулся к ней спиной. — Тебе нужно особое разрешение? — язвительным тоном проговорил он, опасно сузив глаза, и в мгновение, ей показалось, что глаза его окрасил сок волчьих ягод. Она помедлила с минуту, губы девушки приоткрылись, и лихорадочный румянец окрасил щеки в милейший персиковый оттенок, но после голова ее склонилась в безмолвном подчинении, и слуга отступилась, не смея пасть в немилость за свое своенравие. Смотреть на господина запрещалось, и все-таки юная девушка не могла удержаться от неистребимого соблазна поднять свои глаза сирени на этого красивого и жестокого мужчину, что был для нее и богом, и тираном, чудовищем и спасителем, чье сердце было холоднее стали и беспроглядной вьюги в покрытых снегом долинах. Ей нравилось наблюдать за каждым его движением: как опускаются его ресницы, как спадают волосы с плеч мягкой пеленой, как рассветные лучи вливают в его глаза омут серебра и фианита. Как ветер скользил по воде, такой же неведомой рябью отражались и его чувства на лице, неуловимые как сама природа, и вечные как далекое небо. Он расправил багряно-красный палантин, и ей почудилось, что со своего плеча скинул мантию один из небесных властелинов, столько легкости заключалось в невесомом жесте его пальцев и сильных руках, а за его спиной восходила ясная и непорочная заря. Она видела, как переливаются золотые нити, вышитые на ткани, как волнуются, будто прибрежные волны рубинового заката материя, и как его язык проводит чувственную линию по нижней губе темноволосой красавицы, слизывая красную каплю крови. На его подбородке осталась ее кровь, но убрав чопорную линию большим пальцем, он не вытирал остатки багрянца с руки, а растер между пальцев, словно хотел, чтобы алые бусины впитались в кожу. Его глаза оттенка густой листвы в сумраке полуночи, выглядели одержимыми, а вместе, и он, и она представляли собой картину любовников — и он был ветром, а она иссохшими лепестками, уносимыми в свободном вихре. Тело девушки скрылось под багровой тканью, а служанка в смирении покинула комнату, думая о том, что позже принесет самые дорогие масла и нежнейшие отвары для ее израненных конечностей. Она сотрет с нее кровь и вымоет, как малое дитя, польет голову теплой водой с лепестками розы, а потом заплетет волосы в причудливые косы, скрепляя их жемчужными украшениями, подавляя в себе чувство зависти и ревности.

Спускаясь с деревянной лестницы и проводя пальцами по резьбе на перилах, она глубоко вдохнула, надеясь, что человек, посетивший их дом сегодня, не учует как зверь ее страха. Истинный громовержец — он был широк в плечах, мускулист, тело его побывало во множестве сражений, а воля закалялась потерями и болью, понесенных на бранных полях. И вот теперь этот мужчина стоял здесь, ожидая появления ее господина. Этого человека она знала давно, с юных лет, когда ее только представили Аллену Вэю в качестве слуги. Его он посещал на протяжении всего отроческого и юношеского возраста господина. Ему было чуть больше тридцати, и короткие темные волосы развевала ласка ветра, что на рассвете принесла с собой аромат пепла и сожженных тел, глаза его сузились, пока он стоял и всматривался в завихрения туманов и черного смога. Когда он повернулся в сторону девушки, скорее всего узнав о ее присутствии еще до того, когда она вошла в дальний коридор, мужчина кивнул в знак приветствия, как и она, склонилась в почтении, встав на колени, и прижав сложенные ладони ко лбу. Но прождав несколько долгих минут в молчании, он спросил ее все еще стоящую на коленях и с опущенной головой жестким голосом:

— Где мальчишка?

И слуга незамедлительно ответила спокойным голосом:

— Владыка не придет. Он просил передать, что слишком занят в преддверии начала Турнира.

Правая рука мужчины легла на эфес меча, и лицо, не выражавшее мгновением ранее скуку, воспылало дикой яростью:

— Мадам Бэй Дзян не любит ждать. Вэй еще не расплатился по долгам. Когда все его обеты и клятвы будут покрыты, гильдия отпустит его. Сейчас же он не свободен в распоряжении своей жизни, — он помедлил и воззрился на нее гневным и мстительным взором. — Но меня больше интересует, что сталось с отрядом из пяти человек, посланных за данью три недели назад. Я весьма терпелив, и мне нет дела до сделки, которую избранный заключил с госпожой, но это мои подчиненные, за жизнь которых я отвечаю. Их ждут жены и дети, которые так же имеют обязательства перед красным домом.

Мужчина встал прямо перед ней, загораживая собой свет солнца, падая на нее пугающей и непомерной тенью, так наступало для мирных жителей затмение, в миг сокрывшее собой лучезарное сияние пламенеющей звезды.

— Скажи мне, девочка, живы ли они или что сталось с их телами?

Она молчала, а лицо представляло собой каменную маску. Мужчина поднял двумя пальцами ее подбородок, и тогда она хорошенько смогла рассмотреть его мужественное лицо. Поистине один из выходцев столичной армии Шанхая. За все эти годы ей так и не довелось узнать его ранга, занимаемой должности. Он носил темные облегающие доспехи с открытыми мускулистыми руками, а на мизинцах вместо ногтей он носил длинные когти из чистого серебра с выгравированными заветами. И слуга ощущала их острый холод вблизи своего горла, и пульс ее ускорился, как ускоряется у добычи при виде хищника, вышедшего на охоту. Он тоже мог ощущать через короткое прикосновение кожи к коже ее горячность, и учащенное сердцебиение, но лицо ее было лишенным и крупицы эмоции, лишь в глазах блуждал триумф бесстрашия и сопротивления. И в бездонной глубине его очей, переплетающихся тонов чистейшего циркония, она встретилась с самой смертью. Удар был сильным, настолько сильным, что челюсть с левой стороны щеки треснула, а кожа порвалась, как рвется ветхая ткань, быстрым как взлет ястреба. Она упала на деревянные половицы, и сначала не понимала, отчего мир лишь наполовину ясен, а четкость зрения нарушена, ей виделась тьма и ослепительный свет. И на мгновение ей показалось, что она смотрит на саму себя со стороны, словно дух ее давно уже покинул тело. Человек поднял ее за черные волосы, сгусток беспросветного сумрака, поворачивая к своему лицу, тем же спокойным и тихим тоном задавая вопрос:

— Где мои люди?

Но она смолчала и в этот раз, смотря ему в лицо, даже сквозь слезы. Она не скажет, потонет в грехах своего господина, отдаст свою жизнь, но не произнесет, ни слова. Девушка прикусила себе внутреннюю щеку до самой крови, чтобы отойти от испытываемого страха, и глаза его стали темнее грозовых туч, раскинувшихся над буйствующим морем, пепла и литой стали. И сквозь пелену пылающей ярости она увидела себя, затопленной в крови его подчиненных.