Драконий пир - Светлана Сергеевна Лыжина

— И в чём же состояла ошибка, о которой все говорили моему отцу? — спросил Дракулов сын.

— Александр Алдя слишком мало прислушивался к своим боярам. Вот и поплатился.

— Поплатился? — спросил Влад. — Александр Алдя занял трон не по праву и был наказан самим Богом. Александр Алдя заболел и умер.

— Умер как раз в то время, когда твой отец собрал войско и двинулся из Трансильвании, чтобы захватить Тырговиште, — многозначительно произнёс Мане.

— Так совпало, — ответил Влад, но сейчас он лишь повторял слова своего отца, который всегда говорил, что это стало простым совпадением.

— Твой отец был дурак, раз верил в это, — зло произнёс Мане. — Но ты-то не будь дураком. Твоего дядю отравили. Отравили так же, как впоследствии отравили твоего отца, который не хотел видеть правды. Ты тоже хочешь закрыть глаза на правду? Ну, давай, закрой, и посмотрим, куда ты так придёшь. Свалишься в могильную яму.

— Замолчи, — глухо произнёс Влад.

— А я-то надеялся, что тебе действительно нужна правда, — боярин покачал головой. — Когда мой сын Драгомир сказал, что ты ждёшь от меня лишь правды, то я, наверное, придал этим словам тот смысл, который мне самому хотелось.

— Замолчи.

— А знаешь, кто отравил твоего отца? Тудор. А помог Тудору писарь Михаил, который теперь благодаря своему поступку начальствует над всей дворцовой канцелярией. Тудор знал, что твой отец имеет привычку, по вечерам занимаясь делами вместе с писарем, пить разбавленное вино. И Тудор сказал Михаилу: "Если поможешь мне, то возвысишься". А затем Тудор дал Михаилу белое зёрнышко, которое следовало бросить в кубок твоего отца, и ещё сказал: "Когда государь призовёт тебя заниматься делами, возьми зёрнышко с собой и положи в укромное место, но так, чтобы легко дотянуться и взять". Тудор сказал: "Тем же вечером я приду к государю с неким делом, и буду говорить, и сделаю так, чтобы он отвернулся и не смотрел на кубок, а ты в это время подойди к кубку и брось зёрнышко туда". Так они и сделали. А твой отец, когда допил до конца и увидел на дне зёрнышко, которое уже потемнело, то решил, что это виноградная косточка. Вот, как Тудор отплатил твоему отцу за доброту. Твой отец дал Тудору слишком много имений, и Тудор не захотел их лишиться, когда Янку посадит на румынский трон своего ставленника. А я... я не травил твоего отца. Я всего лишь сказал Тудору, что Янку, даже если потерпит неудачу с Владиславом, как потерпел с Басарабом, никогда не успокоится. Я сказал, что это никогда не кончится, потому что Янку будет приходить снова и снова, и что мы лишимся наших имений, если не договоримся с Янку. Ну, а дальше всё само пошло. Мы с Тудором решили договориться с Янку через голову твоего отца и посоветовались об этом со Станчуом и Юрчулом. Эти двое сказали, что нужно отправить к Янку письмо, где будет сказано, что мы не хотим войны. Мы отправили. А Янку ответил, что если мы не хотим войны, то должны не допустить её. Мы увещевали твоего отца, сказали ему, что Янку собрал для похода очень сильное войско, которое заведомо сильнее румынской рати. Но твой отец был слишком упрям. Он во что бы то ни стало хотел идти в поход. И тогда Тудор сказал, что твоего отца придётся отравить. Но даже когда твоего отца отравили, он, упрямец, всё равно пошёл. Вот, как было велико упря...

Мане замолчал только тогда, когда увидел, что Дракулов сын поднимается с лавки. Так поднимается большая волна на море, которая вроде бы движется на тебя слишком медленно, но в то же время ты чувствуешь, что она только набирает силу, ускоряется и готовится нанести один-единственный сокрушающий хлёсткий удар. Пусть у Влада не было при себе оружия, но боярин всё равно испугался, закрылся руками.

Влад слышал, что дыхание боярина стало прерывистым. Мане, выставив вперёд ладони и отворачивая лицо, наверное, ждал, что сейчас от одного удара свалится с табуретки на пол, а затем получит три-четыре яростных пинка сапогом. Видимо, поэтому боярин безмерно удивился, когда получил от своего собеседника лишь лёгкий подзатыльник, который дают детям.

Влад тихо засмеялся:

— Вот я тоже немного поучил тебя, Мане Удрище. Не будь дерзким со своим будущим государем. Слушай, когда он приказывает молчать.

Подзатыльник для пожилого боярина, конечно, считался оскорблением, и всё же Мане не обиделся и лишь хмыкнул.

— Тебе известно, кто отравил моего дядю Александра Алдя? — спросил Влад, снова усевшись на лавочку. Теперь он говорил серьёзно, но по-прежнему чувствовал ту лёгкость, которую ощутил, когда засмеялся. Казалось, что теперь он может без всякого возмущения услышать что угодно — рассказ о самом ужасном преступлении, о гнуснейшем деле.

Дракулов сын сам не вполне понимал, почему вдруг успокоился. Может, он чувствовал себя так просто потому, что действительно хотел знать правду, не хотел закрывать на неё глаза, а ярость застлала бы ему глаза. Непременно застлала бы!

Мане тоже почувствовал, что настроение собеседника изменилось, однако про Владова дядю рассказать ничего достоверного не мог:

— Нет, мне не известно, кто его отравил. Я в этом не участвовал, а отравители, кто бы ни были, мне ничего не рассказывали. О таком не говорят. О таком молчат. Однако Нан наверняка приложил к этому руку.

— Не говори о нём плохо, если не знаешь наверняка, — спокойно произнёс Влад. — Всё-таки Нан был человеком, который чуть не стал мне тестем. Он заботился обо мне.

— Заботился? — с сомнением спросил Мане, но так же спокойно.

— Нан позаботился обо мне, — повторил Дракулов сын. — Заботился, когда румынский трон оказался захвачен Басарабом, а мой отец уехал к султану, чтобы попросить войско. Мой отец вверил заботам Нана всю свою семью, и Нан, рискуя головой, прятал меня и моих братьев от Басараба в своём дальнем имении, пока отец не вернулся. Я ценю это до сих пор.

— А, по-моему, Нан справился с порученным делом плохо, — возразил Мане. — Нан упустил тебя из виду, и ты сбежал из имения. Как я слышал, ты где-то пропадал недели две...

— Три.

— Тем более, — кивнул Мане. — А если бы ты попался Басарабу?

— Не попался ведь, — Влад досадовал, что его отроческая глупость запомнилась всем так хорошо.