Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы - Айзек Азимов

За всех Перси отвечает Вустер, который держится очень независимо:

Мой государь, наш дом не заслужил, Чтобы ему о силе говорила Та сила, для которой этот дом Служил опорою при возвышенье.

Акт I, сцена 3, строки 10–13[90]

Это недвусмысленное требование награды за участие в свержении Ричарда II, которое выдвигается уже не в первый и далеко не в последний раз; именно это требование заставляет короля относиться к Перси с недоверием.

Но король ни словом не заикается о том, что считает себя в долгу перед Перси, потому что такие заверения опасны. Этим подданным дай палец — они всю руку откусят. (Говоря современным языком, Генрих IV понимает тщетность и вредность «политики умиротворения».)

Это заставляет вспомнить пророчество Ричарда II из предыдущей пьесы. Когда свергнутый король сталкивается с Нортумберлендом, Шекспир и Ричард предупреждают дерзкого вельможу, что придет время, когда любая награда короля покажется ему недостаточной, а новый король будет бояться, что человек, восставший против одного короля, непременно восстанет и против другого (см. в гл. 6: «Отправитесь вы в Помфрет…»).

Пророчество оказывается верным. Король Генрих, понимая, что слова Вустера граничат с бунтом, приказывает ему покинуть дворец.

«…Гадкую селитру»

Нортумберленд, тщетно пытавшийся остановить дерзкие речи Вустера, теперь пытается умилостивить разгневанного короля. Он заявляет, что Хотспер, отказавшись отдать пленников, просто погорячился. Сам Хотспер тоже пытается оправдаться в знаменитом монологе:

Я их не отказался выдавать,

А вот как было дело. После битвы,

Когда, склонясь на меч и чуть дыша

От напряженья, ярости и жажды,

Сидел я, подошел какой-то лорд,

Нарядный, как жених…

Акт I, сцена 3, строки 28–33

Этот придворный хлыщ (личность которого очень хотелось бы узнать, но, к сожалению, все это происшествие — вымысел Шекспира), появившийся на поле боя, бормочет глупости, которые выводят из себя усталого воина. (На протяжении всей пьесы Хотспер предстает человеком нетерпеливым и раздражительным; впрочем, судя по описанию события, в данном случае осуждать его не приходится.)

Хотспер рассказывает, какие глупости изрекал этот придворный:

Он очень сожалел, что из земли

Выкапывают гадкую селитру,

Которая цветущим существам

Приносит смерть или вредит здоровью,

И уверял, что если б не стрельба,

Он сам бы, может быть, пошел в солдаты.

Акт I, сцена 3, строки 58–63

Порох представляет собой смесь древесного угля, серы и нитрата калия (в просторечии называемого селитрой). Из трех перечисленных компонентов селитра — самый редкий и трудно добываемый. Это узкое место в производстве пороха; именно поэтому светский хлыщ жалеет, что ее «выкапывают из земли».

Порох был известен в Китае задолго до того, как он появился в Европе; существуют некоторые свидетельства, что европейцы открыли его в XIII в. Алглийский ученый Роджер Бэкон упоминает о чем- то подобном в 1268 г. (В это время Китай и Восточную Европу объединила огромная Монгольская империя, и европейские искатели приключений после долгого сухопутного путешествия добирались до Дальнего Востока. Возможно, сведения о порохе были привезены именно оттуда.)

Первым европейцем, сконструировавшим металлический цилиндр, из которого можно было метать снаряды, взорвав порох, стал немецкий монах и алхимик Бертольд Шварц. Таким образом, первая пушка была изобретена около 1313 г.

Первые пушки были неудобными, малоэффективными и намного более опасными для собственной обслуги, чем для тех, на кого они были нацелены. Впервые в боевых условиях пушки использовал в битве при Креси (1346) Эдуард III, а на следующий год тот же монарх применил их во время осады Кале. Однако в обеих битвах они служили главным образом для создания психологического эффекта, и прошло еще несколько десятилетий, прежде чем пушки стали широко использовать в военных действиях.

В 1402 г., когда состоялась битва при Холмдоне, пушки еще были редкостью. Хотспер выиграл сражение с помощью лучников; пушки в сражении не участвовали. Что же касается ручного огнестрельного оружия, то тогда его еще не изобрели. Таким образом, жалоба хлыща на селитру — анахронизм.

Однако два века спустя, в эпоху Шекспира, стало предельно ясно, что артиллерия полностью победила на поле боя и изменила не только характер войны, но и всю социальную систему в Европе.

Вплоть до 1400 г. крепостные стены были неуязвимы, и город или замок можно было взять только после долгой осады, а рыцари в латах могли участвовать в битве, не боясь быть убитыми (убить их мог только другой рыцарь в броне, но все же гораздо чаще дело заканчивалось пленом и выкупом). Иными словами, знать, чувствовавшая себя в безопасности, могла позволить себе быть смелой и свысока смотреть на простонародье, не умевшее владеть сложным оружием и ездить верхом, плохо вооруженное и сражавшееся в пешем строю, а потому погибавшее сотнями и тысячами.

Но тут появился порох. Пушки, из которых стреляло простонародье, разрушали стены замков. Более того, пуля, выпущенная из ружья, которое держал в руках какой-нибудь сапожник или крестьянин, могла пробить доспехи самого лучшего рыцаря задолго до того, как копье или меч рыцаря достанут стрелка. (Конечно, при этом стрелку должна была улыбнуться удача, потому что прошло много времени, прежде чем ручное стрелковое оружие приобрело меткость.)

С появлением пороха отпала необходимость в замках и рыцарях; именно это, а не что-то иное подорвало основы феодальной системы. Эпоха Перси и Дугласов прошла; отныне исход войны решали пушки, но они стоили так дорого, что иметь артиллерию могли позволить себе только короли.

Ясно, что аристократия вздыхала по добрым старым временам, когда еще не изобрели порох, уравнявший дворянина с простолюдином; но рассуждения хлыща на эту тему относятся не к 1402 г., когда происходит описываемое событие, а к 1597 — году, когда пьеса была поставлена на сцене.

«…Безумца Мортимера»

И тут мы подходим к главному (по сравнению с которым вопрос о пленниках, где еще можно достигнуть компромисса, кажется незначительным). Король Генрих сердито говорит, что упрямый Хотспер передаст ему пленников только при соблюдении одного условия:

Но пленных и сейчас он не дает.

Он ставит предварительным условьем,

Чтоб выкупили шурина его,

Безумца Мортимера.

Акт I, сцена 3, строки 76— 79

В этом все дело. Сестра попавшего в плен сэра Эдмунда Мортимера — жена Хотспера. (Таким образом, Хотспер по жене приходится дядей Эдмунду Мортимеру, пятому графу Марчу, законному наследнику престола.)

Естественно, эта родственная связь тревожит Генриха IV: Перси, которые помогли ему сесть на трон и знают, как это делается, с радостью помогут претенденту, который не только является более законным наследником короны согласно строгому порядку престолонаследия, но и приходится им родней. (В данном случае то, что Хотспер приходится законному претенденту не шурином (тут Шекспир повторяет ошибку Холиншеда), а дядей, значения не имеет.)

Кроме того, немалую роль здесь играли деньги. Волнения увеличили расходы Генриха и уменьшили его доходы, поэтому Генрих IV просто не мог себе позволить заплатить выкуп за Мортимера, хотя ни за что в этом не признался бы.

Отсюда следует, что предложение Перси вовсе не компромисс. Если они сохранят пленников, то используют деньги, полученные от скоттов, для выкупа Мортимера у валлийцев. Если пленников передадут королю при условии, что он выкупит Мортимера, это ничего не меняет. Деньги перетекут из Шотландии в Уэльс; разница лишь в том, что в последнем случае король сыграет роль посредника.

«…Глендауру»

Чтобы оправдать свой отказ выкупить Мортимера, разгневанный король обвиняет взятого в плен военачальника:

А известно,

Что Мортимер нарочно погубил

Моих солдат и сдался в плен Глендауру,

На дочери которого женат.

Акт I, сцена 3, строки 80–84[91]

Упоминание графа Марча — еще один пример путаницы, которую Шекспир унаследовал от Холиншеда. Еще раз повторим, что пленный Мортимер был всего лишь дядей молодого графа Марча, находившегося (и продолжавшего находиться) в руках Генриха.

Упоминание о «великом колдуне Глендауре» соответствует средневековым представлениям о том, что валлийцы якшались с нечистой силой. Частично это объяснялось разницей культур. Религиозные представления валлийцев возникли еще до нашествия англосаксов, и таинственные обряды друидов казались англичанам не только странными, но и устрашающими. Например, ходили слухи о том, что Мортимер проиграл битву Глендауру потому, что валлийские колдуны наслали на англичан бурю. Естественно, ни валлийцы, ни Глендаур не рассеивали страхов англичан, такая психологическая поддержка шла им на пользу.