Поэзия Африки - Антология

Чака

(Драматическая поэма для нескольких голосов)

Перевод Д. Самойлова

Погибшим банту

Южной Африки

Песнь первая

Под звуки траурного тамтама.

Белый голос

Здесь ты, Чака, подобный пантере, подобный зловонной гиене,Здесь, на земле распятый тремя ассагаями, ты, завещанныйнебытию.Вот хожденье твое по страстям. Пусть кровавые реки, что тебяомывали, послужат тебе искупленьем.

Чака

(лицо его спокойно)

Да, я здесь, и два брата со мной, два разбойника, два проходимца,Два глупца. Ха! Я здесь, но я не гиена, я Лев Эфиопиис поднятою головой.Я вернулся сюда! Я в стране лучезарного детства!Здесь должно завершиться хожденье мое.

Белый голос

Чака, зябко дрожишь ты в пределах крайнего Юга, а гневноесолнце хохочет в зените.Для тебя — о черная тень среди белого дня — замолкли гобоиворкующих горлиц.Один лишь мой голос, светлый клинок, пронзает твоих семь сердец.

Чака

Белый голос, голос заморских краев! Огонь очей моих изнутриосвещает алмазную ночь.Мне не нужно сияния лживого дня. Грудь моя, словно щит,принимает удары упреков.Предрассветные росы на ветвях тамаринда предвещают явленьесветила на прозрачных моих небесах.Я слушаю полуденное воркованье Ноливы и, ликуя, содрогаюсьдо мозга костей!

Белый голос

Ха-ха-ха! Чака, смеешь ли ты говорить о Ноливе, о твоейнежно-прекрасной невесте,Чье сердце как масло, чьи глаза — лепестки остролистыхкувшинок, чья речь — пенье ручья?Ты убил ее, нежно-прекрасную, и с нею убил свою совесть.

Чака

Э! Зачем говоришь ты про совесть!..Да, я ее убил, когда она пребывала в лазурном краю сновидений.Да, убил бестрепетной дланью.Только вспыхнула узкая сталь в благоуханных заросляхподплечья.

Белый голос

Ага! Ты признался, о Чака! Так признайся тогда, что ради тебяпогибли миллионы мужей и тысячи молочных младенцеви беременных жен.Ты, великий кормилец гиен и стервятников, песнопевецЗагробных долин.Там, где ждали воителя, объявился мясник.И овраги разбухли от крови, и сочатся источники кровью,Одичалые псы воют в мертвых долинах, и в поднебесье кружаткоршуны смерти.О Чака, Зулус, ты страшней, чем чума или жадный пожарсухолесья.

Чака

Да, гогочущий птичник! Да, голодная стая просянок!Да! Сотни блестящих полков, в шелковистых мохнатых зачесах,лоснящихся маслом, подобно надраенной меди.Я секиру занес в этом мертвом лесу, я поджег бесплодные заросли,Словно мудрый хозяин. Этот пепел удобрил осеннюю вспашкуземли.

Белый голос

Как? Ни слова раскаянья…

Чака

Сожалеют о зле.

Белый голос

Величайшее зло — похитить сладость дыханья.

Чака

Величайшее зло — это слабость людского нутра.

Белый голос

Слабость сердца простительна…

Чака

Слабость сердца священна…А! Ты думаешь, я ее не любил,Золотистую деву, легче перышка, благоуханней бальзама,С бедрами испуганной выдры, с кожей, прохладной, как снегаКилиманджаро[354],Груди — поле созревшего риса, холмы благовонных акацийпод ветром Восточным,Нолива, чьи руки как гибкие змеи и губы как малые змейки,Нолива, чьи очи — созвездья, при ней не надо луны и не надотамтама, —Во мне ее голос и пульс лихорадочной ночи!..Ты думаешь, я не любил!Да! Но эти бессчетные годы, это четвертованье на плахе годови ошейник, который душил мою волю.Эта долгая ночь без сна… Я блуждал, как Замбезскаякобылица, я скакал и брыкался, натыкаясь на звезды,я терзался неведомой болью, словно леопард мне впилсязубами в загривок.Я б ее не убил, если б меньше любил…Нужно было бежать от сомненья,Забыть опьяненье от сладкого млека пылающих уст, от безумныхтамтамов, от ночного биения крови,От нутра, где кипит раскаленная лава, от урановых копей моегосердца,От страсти к Ноливе —Во имя моего черного Народа,Во имя моей негритянской сути…

Белый голос

Честное слово, Чака, ты просто поэт… или краснобай… или дажеполитик!

Чака

Гонцы доложили:«Они высадились на берегу, взяв отвесы, компасы, секстанты.Белокожие и светлоглазые, слишком грубая речь, слишкомтонкие губы,Гром они привезли на своих кораблях!..»И тогда я превратился в рассудок и в твердую руку, я стоял —ни палач, ни солдат —Да, политик, как ты говоришь, а поэта убил я в себе, — я стоялчеловеком, готовым на подвиг.Да, я был одинок и был уже мертв, прежде всех, прежде тех,о ком ты теперь сожалеешь.Кто познает великие страсти мои?

Белый голос

Ты же умен, но откуда такая забывчивость?Так вслушайся, Чака, и вспомни!

Голос знахаря Исанусеи

(в отдаленье)

Думай, Чака, я тебя не хочу принуждать — я всего только знахарь,я только подручный.Власть не дается без жертвы, полная власть — она требует кровитех, кто нам дорог.

Голос

(похожий на голос Чаки, в отдаленье)

Нужно все принять и решиться на смерть…Завтра кровь моя оросит твои зелья, как молоко орошает кускус[355].Прочь с глаз моих, знахарь! Каждый смертник имеет правона минуту забвенья!

Чака

(очнулся)

Нет, нет, Белый голос, ты знаешь прекрасно…

Белый голос

Что цель твоя — власть…

Чака

Только средство…

Белый голос

Упоенье!

Чака

Скорбный путь.Я увидел мой край — на четыре стороны света, под властьюкомпаса, секстанта, отвеса,Где загублены рощи, сглажены горы, где в железо закованыреки и долы.Я увидел мой край, на четыре стороны света, весь в сплетеньестальных двухколейных путей.Я увидел народы крайнего Юга муравейником, копошащимсяв молчаливом труде.Труд священный уже не высокое действо — ни тамтам,ни ритмичное пенье, ни танец на празднествах весени осеней.Люди дальнего Юга — на верфи, в порту, в мастерской и на шахте.А ночами упрятаны в тесный крааль нищеты.Люди Юга воздвигли огромные горы из черного злата, из красногозлата — а сами они голодают.И я увидел однажды возникающий в дыме зари лес мохнатыхголов, и молящие очи, и запавшие животы,и бесчисленные уста, призывающие непостижимого бога.Мог ли я оставаться глухим к их страданьям и к их униженьям?

Белый голос