Поэзия Африки - Антология

«Я тебя проводил до деревни…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для калама)

Я тебя проводил до деревни, до самой границы Ночи,И нечем мне было ответить на золотую загадку улыбкитвоей.Короткие сумерки причудой божественной на твоеупали лицо,С вершины холма, где искал прибежища свет, я смотрел,как тускнеет пламя повязки на бедрах твоихИ узел волос, точно солнце, погружается в темень полей.И вдруг вероломной пантерой древние страхи вцепилисьв меня,И не в силах был разум отбросить их прочь за дневнойгоризонт.Значит, ночь? Значит, ночь навсегда?И прощание без «до свиданья»?Буду плакать во мраке, уткнувшись лицомв материнское лоно Земли,Буду спать в тишине своих слез,Пока надо мной не забрезжит млечный рассветтвоих губ.

«И мы окунемся, моя подруга…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для калама)

И мы окунемся, моя подруга, в волну африканского мира.Мебель Гвинеи и Конго, тяжелая, гладкая, темных и светлыхтонов.На стенах исконные маски, чистые, и такие далекие, и такиеживые!Табуреты почетные для наследных гостей, для Принцевиз Верхней Страны.Хищные запахи, циновки густой тишины,Подушки прохлады и сумрака, мирный ропот ручья.Слова лаконичные; песни вдали чередой, как повязкина бедрах суданцев,И дружелюбная лампа, твоя доброта, чтоб укачатьнаваждение — обступивший нас мир,Черный, белый и красный, ох, красный, как африканскаяпочва.

«Не удивляйся, любимая…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для калама)

Не удивляйся, любимая, если напев мой мрачнеет,Если сменил я певучий тростник на ропот калама,Если сменил я зеленые запахи рисовых влажных полейНа галоп боевого тамтама.Вслушайся — это угроза клокочет в божественном голосеПредков, это гневом вдали канонада гремит.Может быть, завтра навеки умолкнет пурпурный голос поэта.Вот почему так спешат мои ритмы и пальцы над струнамикровоточат.

Может быть, завтра, любимая, я упаду на тревожную землюИ глаза твои вспомню с тоской и туманный тамтам —перестук деревенских ступок вдали.А ты в опустившихся сумерках вспомнишь с тоскоюпылающий голос, что пел твою черную красоту.

«Я сложил тебе песню…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для двух флейт)

Я сложил тебе песню, нежную, как воркование голубяв полдень,И тоненько мне подпевал четырехструнный калам.Я соткал тебе песню, но ты меня не услышала.Я цветы полевые тебе подарил, их запах загадочен, точноглаза колдуна,И богаче их краски, чем закаты над Сангомаром.Я цветы полевые тебе подарил. Неужели ты дашь имувянуть —Ты, что часами следишь за пестрой игрой мотыльков?

«О Сестра, эти руки ночные…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для рити[364])

— О Сестра, эти руки ночные на ве́ках моих!..— Угадай эту музыку Тайны!— Знаю, это не топот свирепого Буйвола,не глухая тяжелая лапа толстокожего зверя,И не хохот браслетов на плавных лодыжках прислужниц,И не стук сонных пестиков в утренних ступках,И не ритмы гудящих под невольничьим шагом дорог.

О, балафонг ее ног и молочных птиц щебетанье!О, высокие струны кор, о, нежная музыка бедер!Это мелодия белого верхового Верблюда, это царственныйСтрауса шаг.

— Ты узнал свою Даму, ты угадал эту музыку —Она одаряет прекрасной прозрачностью мои руки ивеки твои.— Я только назвал имя дочери Арфанга Сига́.

«Перелетные стаи дорог…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для трех флейт)

Перелетные стаи дорог, путешествие к древним истокам.Флейта черного дерева, лучистого, гладкого, ты густые туманыпронзи моей памяти.О певучая флейта! Туманы пронзи, покрывала на снах моейпамяти, на ее изначальном лице.О, воспой изначального света сиянье и воспой тишину, ибо онавозвещаетПесню Встающего Солнца, гонг слоновой кости, зарю над моейзатуманенной памятью,Возвещает рассвет над двумя близнецами-холмами, над певучимизгибом бедра и над щекою ее.Я сижу под спокойным навесом листвы, в запахе стад и дикогомеда.Солнце улыбки моей! И сверкала роса на траве ее индиговыхгуб.Колибри, цветы невесомые, устилали ласкающим ворсомнесказанную прелесть ее речей.Зимородки ныряли в ее глаза синей молнией радости,Над струящимся рисовым полем ресницы ее трепетали ритмичнов прозрачности воздуха.О, блаженство! Я слышу, как время поднимается в белый зенитразукрашенных ярко небес.Скоро застынут стада в неподвижной истоме, скоро уснетворкование горлинокВ полдневной ленивой тени. Но должен я встать, чтобы следоватьдальше безупречной дорогою страсти.

Маска. Народность догон (Мали). Дерево. Высота 37 см. Музей Человека, Париж

СЕМБЕН УСМАН[365]

Казаманс

Перевод Л. Халифа

Казаманс — великая река,Любимая река,Расскажи о времени,Когда меняеще не было,Когда,Величественная, ты сливалась с небомИ сроднилась с ним на века.Ты ведь старшесамой старой старухи,Ты ведь старшесамого старого свитка,Месяца серпв твоем ухе,Казаманс — река великая!Ты лишь моложемолочного неба,Ты, что нас веками сторожишь.Расскажи о времени,Когда меняеще не было,Расскажи,река,Расскажи!На твоем берегуЯ еще в детстве рыбачил,Ты куда разговорчивейБылатогда.О нехитрые детстваудачи, —Сколько ты мнеих дарила,Река!В лоне своемТы житейскую грязьУносила,Ты незлобива,Река,Ты — народ,Ты — сила,Ты — мне протянутаяРука.Другие сидят мальчишкиНад гладью твоейГолубой…Ты молчишь,Что с тобой?Послушай, Казаманс,В изгнании я виделСенус мостами ее элегантными,Темзу,трущуюся о туман,Рейни Рону,Где пароходывместо аллигаторов.Нет твоего богатства тамИ нет твоей красы.И сколько бы я вод другихНи видел,Я сын твой,Из вод твоихЯ вышел.Бег твой — наше дыхание.Твоя вода — животворящий сокПолей.Ты в нас,Ты с нами,Ты новых вырастишь людей.Они придут,Воспоют твое имя,Ты их богатством станешьИ самаВоды свои, что глазом не окинешь,Отдашь во властьих дерзкого ума.Народ —он подымается,Тот,что ты укачивала.Все новые,новые волны встают…И те,которым ты путь указывала,Вскроют, как устрицу,ТайнуТвою.Твой голос,уходящий к горизонту,В моем изгнаньеОщущал я остро.Звуки тамтаманеслисьОт волн твоих желтых,И я видел,как ты по днуКатаешьСвои устрицы.Скажи, прекрасная вода,Скажи,пожалуйста,Что ты простишь нас,когдаМы вскроем тайны твоиРжавые.Их светоткроется для нас,Прости,любимаяКазаманс!

Эпитафия