Поэзия Африки - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белый голос
Честное слово, Чака, ты просто поэт… или краснобай… или дажеполитик!
Чака
Гонцы доложили:«Они высадились на берегу, взяв отвесы, компасы, секстанты.Белокожие и светлоглазые, слишком грубая речь, слишкомтонкие губы,Гром они привезли на своих кораблях!..»И тогда я превратился в рассудок и в твердую руку, я стоял —ни палач, ни солдат —Да, политик, как ты говоришь, а поэта убил я в себе, — я стоялчеловеком, готовым на подвиг.Да, я был одинок и был уже мертв, прежде всех, прежде тех,о ком ты теперь сожалеешь.Кто познает великие страсти мои?
Белый голос
Ты же умен, но откуда такая забывчивость?Так вслушайся, Чака, и вспомни!
Голос знахаря Исанусеи
(в отдаленье)
Думай, Чака, я тебя не хочу принуждать — я всего только знахарь,я только подручный.Власть не дается без жертвы, полная власть — она требует кровитех, кто нам дорог.
Голос
(похожий на голос Чаки, в отдаленье)
Нужно все принять и решиться на смерть…Завтра кровь моя оросит твои зелья, как молоко орошает кускус[355].Прочь с глаз моих, знахарь! Каждый смертник имеет правона минуту забвенья!
Чака
(очнулся)
Нет, нет, Белый голос, ты знаешь прекрасно…
Белый голос
Что цель твоя — власть…
Чака
Только средство…
Белый голос
Упоенье!
Чака
Скорбный путь.Я увидел мой край — на четыре стороны света, под властьюкомпаса, секстанта, отвеса,Где загублены рощи, сглажены горы, где в железо закованыреки и долы.Я увидел мой край, на четыре стороны света, весь в сплетеньестальных двухколейных путей.Я увидел народы крайнего Юга муравейником, копошащимсяв молчаливом труде.Труд священный уже не высокое действо — ни тамтам,ни ритмичное пенье, ни танец на празднествах весени осеней.Люди дальнего Юга — на верфи, в порту, в мастерской и на шахте.А ночами упрятаны в тесный крааль нищеты.Люди Юга воздвигли огромные горы из черного злата, из красногозлата — а сами они голодают.И я увидел однажды возникающий в дыме зари лес мохнатыхголов, и молящие очи, и запавшие животы,и бесчисленные уста, призывающие непостижимого бога.Мог ли я оставаться глухим к их страданьям и к их униженьям?
Белый голос
Голос твой раскалился от ненависти…
Чака
Ненавижу одно угнетенье…
Белый голос
Раскалился от ненависти, превращающей в пепел сердца.Слабость сердца священна, умерь свои буйные вихри!
Чака
Любить свой народ — не значит ненавидеть других.Нет, не может быть мира, когда наготове оружье, и не можетбыть мира под гнетом,И не может быть братства без равенства. Я ж хотел, чтобы всебыли братья.
Белый голос
Юг ты поднял на Белых…
Чака
Ах! Вот ты о чем, Белый голос, голос пристрастья, усыпляющийголос,Голос силы, восставшей на слабость, совесть заморской корысти.Разве я ненавидел Розовоухих? Мы их приняли, словнопосланцев богов,Словом ласки, и яством, и сладким питьем.Им хотелось товаров — мы дали им все: и бивни медового цвета,и кожи, пестрее, чем радуги,Драгоценные пряности, дивные камни, обезьян, попугаев, — чтонадо еще?Что сказать об их ржавых дарах, о пустых побрякушках?Только громом их пушек был разбужен мой разум,И стало страданье моим уделом — страданье духа и сердца.
Белый голос
Смиренные души страдают во имя спасенья…
Чака
Я принял страданье…
Белый голос
Сокрушенной душой…
Чака
Во имя любви к моим черным народам.
Белый голос
Во имя Ноливы и тех, что погибли в Смертной долине?
Чака
Во имя возлюбленной. К чему повторять то, что уж сказано!Каждая смерть убивала меня. Надо было готовить грядущуюжатву.Тесать жернова для помола, для белой муки, добываемой черноюмукой.
Белый голос
Да простится тому, кто много скорбел и страдал…
Песнь вторая
Тамтамы любви, стремительно.
Чака
(мгновение глаза его закрыты; он поднимает веки и устремляет
долгий взор к Востоку, лицо его строго и вдохновенно)
Вот и Ночь! Эта нежно-прекрасная Ночь с золотой, как монета,луной.Слышу утреннее воркованье Ноливы, оно катится, словно алоеяблоко по душистой траве.
Хор
Он нас покидает! О, как черна его кожа!Это час одиночества.Восхвалим Зулуса, пускай укрепит его звук песнопений.Байете Баба! Байете о Зулу!..[356]
Корифей
Он весь излучает сиянье! Вот минута перевоплощенья!Песнь созрела в садах лучезарного детства, и пришел час любви.
Чака
О возлюбленная, я так долго томился по этому часу.Так долго стремился и ждал нескончаемой ночи любви и такбесконечно страдал.Как труженик в полдень, обнимаю прохладную землю.
Корифей
Вот время ожившей любви, пришедшее в миг расставанья,Здесь Чака, один! Он полон страстей и желаний,И счастье теснит его грудь наподобье тоски.
Хор
Байете Баба! Байете о Байете!
Чака
Я не песнь, не стремительный голос тамтама,Я еще и не ритм. Я стою неподвижен, как изваянье бауле[357],Я еще и не песнь, что пробилась из звучных глубин,Я не тот, кто творит эту песнь, я лишь тот, кто ей помогает.Я не мать, я отец, я баюкаю, и ласкаю, и держу на руках, и тихиеречи твержу.
Корифей[358]
О Чака, Зулус! Ты больше не пламенный Лев, чей взор пепелилотдаленные села.
Хор
Байете Баба! Байете о Байете!
Корифей
Ты больше не Слон, что топчет посевы батата, сокрушая гордыепальмы.
Хор
Байете Баба! Байете о Байете!
Корифей
Ты больше не Буйвол, что яростней Льва и Слона,Не Буйвол, ломавший щиты храбрецов…Твоим ли устам твердить слова пораженья и страха пред смертью?
Хор
