Непокорная на княжеском отборе - Яна Епринцева

Возвращаемся к хозяйственным постройкам. Здесь немного теплее, чем у реки, и как-то спокойнее, что ли.

– А вот и кузня. Заглянем? – девочка тянет меня в сторону бревенчатого сруба, над крышей которого вьются клубы дыма.

Робею, ведь Улита сказала, что князь там, но перебарываю себя и заглядываю в распахнутые ворота.

Стоит мне сделать шаг вперёд, как озябшее лицо обдаёт горячим воздухом. Из белоснежной, ледяной сказки мгновенно попадаю в жаркий, искрящийся и грохочущий мир.

В большой печи гудит огонь, его шум совсем не похож на уютное потрескивание дров в камине, Нет, этот огонь поёт как живое существо, время от времени выстреливая в воздух пучками искр. В кузнице остро пахнет дымом, гарью и мужским потом. А яростное пение огня заглушаю мерные и звонкие удары молотом о наковальню.

Князь здесь. На нём нет верхней одежды, лишь тонкая рубаха, кожаный фартук, да широкие штаны, заправленные в короткие сапожки. Чёрные волосы собраны в низкий хвост, перетянутый шнуром, а высокий лоб обхватывает полотняная полоска.

В одной руке Бранибор держит щипцы, с зажатым в них куском раскалённого металла, а в другой – молоток, которым он то и дело стучит по заготовке. Мощные мышцы играют при каждом движении – напрягаются и бугрятся, натягивая тонкую ткань рубашки.

Замираю, не смея двигаться дальше. Как заворожённая смотрю на огромного мужчину и не могу отвести взгляд.

Глава 9

– Видишь, сам в кузне работать не гнушается. Да, что там! Это излюбленное занятие и Бранибора, а как говорит моя матушка, – и отца его, и деда. Небесный кузнец Сварог – покровительствует их роду, – зашептала мне на ухо Улита.

– Небесный кузнец? – переспрашиваю, не сводя глаз с мужчины.

– Да. Он самый!

Я не знаю, кто такой Сварог, но из слов девочки делаю вывод, что какое-то божество. Нужно будет потом расспросить поподробнее.

– Ладно, идём в дом. Верея сказала долго не гулять, – Улита начинает теребить меня за рукав.

Князь продолжает работать, не глядя в нашу сторону. Но стоит мне повернуться к выходу, как он откладывает молот и опускает раскалённую заготовку в большую бочку. Кузница мигом наполняется шипением и горячим паром.

– Настя… – зовёт, вновь растягивая моё имя, как будто перекатывая его на языке.

Замираю и жду, пока подойдёт, не смея сдвинуться с места.

Боже, какой же он огромный!

В кузнице есть ещё мужчины, они тоже достаточно высокие, широкоплечие, с мощными руками и ногами. Сильные, смуглые, так же как и князь, – длинноволосые. Каждый из них значительно превосходит физическими данными любого из знакомых мне мужчин. Но им всем далеко до Бранибора.

Он тяжёлый, но двигается на удивление легко, едва слышно переступая по земляному полу длинными ногами.

Дикий зверь, опасный и необузданный…

Подходит и останавливается напротив меня. Смотрит, но руками не касается. Широкая грудь мерно вздымается от его дыхания. В распахнутом вороте рубахи видна загорелая кожа, покрытая тёмными волосками и капельками пота.

Теперь, когда он так близко, мне приходится задрать голову вверх, чтобы заглянуть ему в лицо.

Огромный. Просто огромный.

Чтобы поцеловать его, мне придётся влезть на лавку. Или на тот бочонок, что стоит возле входа в кузницу.

Боже, что за мысли лезут в голову! Не собираюсь я его целовать!

Остро чувствую его запах. В нём смешивается масло, раскалённый металл, кожа и терпкий привкус сильного, пышущего здоровьем мужского тела. Невероятный, завораживающий, настоящий. Он совсем не похож на аромат дорогого парфюма, который исходил от моего бывшего мужа. Но как ни странно, нравится мне гораздо больше.

Встречаюсь с внимательным взглядом тёмных глаз и тону в их бархатистой глубине. Даже дышать забываю.

– Мы уходим, Бранибор. Верея велела недолго, – слышу откуда-то сбоку голос Улиты. – Настя слаба, ей больше лежать нужно.

Князь, который всё это время не двигаясь смотрел мне в глаза, отмирает и медленно кивает.

– Ступайте, я буду к ужину. В моей светлице накройте. На двоих, – бросает девочке.

Да живо заверяет, что всё будет сделано в лучшем виде. Я же отворачиваюсь и неожиданно для самой себя краснею. Сердце подскакивает и пускается галопом, дышать из-за этой бешеной скачки получается с переменным успехом.

Что это? Волнение? Нет, скорее всего – страх.

Позволяю девочке увлечь себя в сторону крыльца. И уже отойдя на значительное расстояние от кузницы, оборачиваюсь.

Князь стоит возле ворот и продолжает смотреть на меня. Встречаемся взглядами и одновременно смущаемся, отворачиваемся, делая вид, что столкнулись глазами случайно.

Он смотрел. На меня смотрел.

Почему это так волнует? Возможно, дело в словах Вереи. Она утверждает, что Бранибор только и ждёт, чтобы переспать со мной. Мне на самом деле непривычно слышать это, ведь никто и никогда не проявлял ко мне явный интерес. А ещё он видел меня совершенно голой…

При мысли об этом вспыхиваю и прижимаю холодные ладони к щекам, желая остудить их.

С отцом, а потом с мужем, я жила будто в золотой клетке. Толком и не общалась с представителями противоположного пола. Сначала папа зорко следил, чтобы ко мне никто не приближался, а потом я вышла замуж и полностью посвятила себя заботе об Игоре. Вот только он этого не оценил.

В мысли резко врываются воспоминания о предателе и убийце моего ребёнка. А может, и отца. Хотя доказательств, что муж убил папу, у меня нет. По официальным данным, он умер от сердечного приступа. Но у Игоря есть связи. Он вполне мог надавить на нужные кнопки, дёрнуть за подходящие ниточки, чтобы скрыть своё преступление.

Да что далеко ходить! Взять хотя бы меня. После избиения началось кровотечение. Едва отклемавшись, я самостоятельно вызвала скорую, на которой меня отвезли в районную больницу. В приёмном покое сразу поняли, что я жертва домашнего насилия, и вызвали полицию. Оказывается, так положено делать. Но что в итоге? Дело быстро замяли. И я отлично знаю почему.

Да я и не надеялась на правосудие. Деньги решают всё, а у меня их просто нет.

Но истерзанная душа требовала мести. В каком-то отчаянии я попыталась убить Игоря.

Мысль об этом заставляет содрогнуться. То состояние, в котором я прибывала… Это было как в бреду, в пьяном угаре, в состоянии затяжного аффекта. И точно не являлось холодным расчётом и чем-то подобным. Скорее нелепая попытка унять раздирающую на части боль. Почему-то казалось, что месть поможет справиться