Герои битвы за Крым - Юрий Викторович Рубцов

Перед заходом солнца Краснопевцев заторопился на командный пункт фронта. Прощаясь, сказал:

— Ну а ты — дави… дави всемерно… И ночью дави, не давай противнику покоя. Я поехал на КП: вызывает Толбухин.

И опять-таки, как бы между прочим бросил:

— Наверное, и тебя туда вызовут»{345}.

Это уже потом, через несколько часов Кошевой понял весь смысл этих намеков. Вопреки первоначальным замыслам командования фронта, прорыв в полосе соседа справа — 1-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Миссана, где войска фронта наносили главный удар, не удался. Учитывая благоприятное развитие событий в полосе действий 63-го стрелкового корпуса, целесообразно было перенести направление главного удара именно сюда. Таким замыслом генерал Краснопевцев, весь день находившийся рядом с Кошевым, не преминул поделиться с командующим фронтом.

Самостоятельно командир корпуса решение о вводе в бой второго эшелона — 417-й стрелковой дивизии принять не мог: на это требовалось разрешение командующего армией. Но то, что было в его полномочиях, он сделал: «лично поставил задачу командиру 417-й дивизии генерал-майору Ф. М. Бобракову на выдвижение на рубеж ввода в бой. Дивизия вводилась на правом фланге с задачей ударом вдоль берега Айгульского озера прорваться на юг и, взаимодействуя с 267-й дивизией, захлестнуть противника в районе Каранки»{346}.

С наступлением ночи комкор был вызван на армейский НП к генералу Крейзеру. «Вид у Якова Григорьевича был мрачный. Неудача на направлении главного удара, которую никто не мог предвидеть, выбила его из колеи, — писал П. К. Кошевой. — В землянке уже находился И. И. Миссан. Он тоже был расстроен…

Вскоре раздался резкий звонок: у аппарата был генерал Ф. И. Толбухин. После короткого разговора с командармом к телефону пригласили И. И. Миссана.

Не знаю, что говорил командующий, но Иван Ильич отвечал односложно:

— Есть… Слушаюсь… Примем меры…

Диалог был недолгим. Красный от волнения, И. И. Миссан отошел и угрюмо сел.

Затем вызвали меня. Я брал трубку с некоторым беспокойством.

— Кошевой слушает вас. Здравия желаю, товарищ командующий.

— Слушайте, дорогой, — с характерным для него оканьем сказал Толбухин, — рядом со мной стоит генерал Краснопевцев. Он сказал мне, что в полосе шестьдесят третьего корпуса достигнут заметный успех. Вы, очевидно, с ним согласны?

— Некоторое продвижение вперед есть, товарищ командующий.

— Вот и отлично! Завтра с рассветом мы переключаем на ваше направление всю артиллерийскую дивизию прорыва и основные силы авиации воздушной армии. Главный удар фронта отныне наносится в полосе шестьдесят третьего стрелкового корпуса»{347}.

Понятно волнение, охватившее Кошевого. В практике военного искусства случается не часто, чтобы в ходе уже идущей фронтовой операции главный удар переносился на другое направление. Тем более разволнуешься, когда осуществление этого удара возложено на тебя.

Между тем Ф. И. Толбухин дал указание не медлить с вводом 417-й стрелковой дивизии в бой и сделать это с рассветом. Развитие успеха лишит врага выгодных рубежей для обороны степного Крыма, подчеркнул комфронта, и он из-за угрозы выхода советских войск в тыл его Перекопским позициям будет вынужден откатываться в горы.

«…Было 2 часа 9 апреля, когда командарм, после детального рассмотрения вопросов предстоящего наступления отпустил меня, — вспоминал Кошевой. — На НП корпуса меня с нетерпением ожидали [начальник штаба корпуса полковник А. Ф.] Некрасов, [начальник Оперативного отдела штаба корпуса подполковник А. И.] Емельянов, [командующий артиллерией корпуса полковник И. Ф.] Сапрыкин, [заместитель по политической части полковник В. В.] Данилов и другие командиры»{348}. Совет пришел к выводу, что противник либо будет оборонять Каранки до последнего предела, либо отойдет из них заблаговременно. Если события станут развиваться по первому варианту, «тогда 417-я дивизия Бобракова будет иметь достаточно времени, чтобы нанести удар на юг и закрыть врагу пути отхода в этом направлении. В таком случае наступление 267-й дивизии Толстова непосредственно на Каранки не надо было форсировать с раннего утра, чтобы не вытолкнуть противника»{349}.

Разведка доложила, что признаков отхода врага из Каранки нет, это позволяло думать, что враг будет действовать по первому варианту. На рассвете «свежая 417-я дивизия при поддержке большого количества артиллерии и самолетов нанесла мощный удар юго-западнее [на Асс-Найман]… стала развивать наступление на юг»{350}.

События развивались стремительно. В 11 часов были введены в бой вторые эшелоны 1-го гвардейского и 63-го стрелковых корпусов. «На восточном берегу решительной атакой прорвала оборону противника 417-я стрелковая дивизия, в районе Асс-Найман она соединилась с частями 346-й дивизии и, перехватив пути отхода Каранкинской группировки, содействовала основным силам 267-й дивизии к исходу дня уничтожить Каранкинский узел сопротивления, являющийся остовом всей оборонительной системы гитлеровцев на их правом фланге. Тем временем на левом фланге 63-го корпуса 263-я стрелковая дивизия теснила противника в районе Тюй-Тюбе. Повернув на юг, 263-я дивизия повела наступление в общем направлении на Джанкой»{351}.

Сполна сказывалось войсковое товарищество. Действовавшие к западу от 63-го стрелкового корпуса войска 2-й гвардейской армии, 10-го и 1-го гвардейского стрелковых корпусов, энергично прорывая оборону противника, не позволили врагу высвободить на Перекопе и Сиваше сколько-нибудь существенные резервы, чтобы повлиять на ход операции, на острие которой находились соединения Кошевого.

Немцы оказывали ожесточенное сопротивление. Обеспечивая действия 417-й и 267-й стрелковых дивизий, командир корпуса полностью переключил на их поддержку выделенную ему артиллерийскую дивизию фронта и авиацию. По признанию Кошевого, «управлять войсками стало сложнее». Постоянно звонил командарм Крейзер, требуя «всемерно ускорить наступление».

417-я стрелковая дивизия, наступавшая на главном направлении корпуса, действовала стремительно. «Труднее было в полосе 267-й дивизии… Только к 18 часам А. И. Толстов доложил… что войска ворвались в Каранки»{352}. Высокий темп наступления на левом фланге корпуса набрала 263-я стрелковая дивизия, командир которой — полковник П. М. Волосатых через месяц после этих событий был удостоен звания Героя Советского Союза за умелое управление войсками на поле боя. Под удар частей именно этой дивизии попала та «часть каранкинской группировки врага, которая пыталась спастись через Сиваш, перебравшись в район Тюй-Тюбе…

9 апреля 1944 года, как и предыдущий день, я закончил на своем наблюдательном пункте, — вспоминал Кошевой. — Однако настроение было куда более радостным, чем вчера. Важнейший узел сопротивления противника — Каранки — был полностью ликвидирован. Мы достигли рубежа Асс-Наймана, и впереди уже маячила высота 30,3, где проходила последняя позиция вражеской обороны».

И много лет спустя мемуарист не мог забыть обстановку, в которой ему в среде своих боевых товарищей — командиров 417-й и 267-й дивизий, офицеров штаба и начальников родов войск — довелось подводить итоги столь победного дня и ставить задачи на следующие сутки: «Слабый свет керосиновой лампы в небольшом блиндаже наблюдательного пункта мягко освещал лица моих боевых друзей. Все смертельно устали за эти два дня, но глаза блестели в радостном возбуждении: корпус успешно выполнял боевую задачу, еще одно усилие