Герои битвы за Крым - Юрий Викторович Рубцов

Когда командир корпуса предложил присутствующим высказаться, как следует прорывать рубеж обороны противника с высотой 30,3, генерал Бобраков, чья 417-я дивизия должна была сыграть в прорыве главную роль, заявил, что будет брать высоту ночью, не проводя артиллерийской и авиационной подготовки. Ночь выгодна эффектом внезапности. Огневые же точки врага были выявлены заранее и еще засветло пристреляны. «Так что и ночью огонек будем вести точно по целям», — уверенно заявил Бобраков.

Замысел был успешно реализован. Еще не наступил рассвет, как генерал Бобраков вышел на связь и доложил, что он — на высоте 30,3. Через непродолжительное время последовал новый доклад — об овладении важным населенным пунктом Томашевкой.

Тем временем действовавшая восточнее 263-я дивизия, «успешно прорвав позиции противника к юго-востоку от Тюй-Тюбе, гнала врага на Пасурман и готовилась к повороту на Чонгарское направление, на Таганаш»{354}.

Кошевой с разрешения командарма сменил дислокацию своего наблюдательного пункта, перейдя в район недавно захваченной высоты 30,3. Наступило время решить задачу, которую еще накануне ночью по телефону поставил начальник штаба фронта генерал С. С. Бирюзов — согласовать с представителями командования 19-го танкового корпуса вопросы ввода корпуса в сражение после полного прорыва вражеской обороны. Для этого на новый НП Кошевого был направлен заместитель командира корпуса полковник И. А. Поцелуев. Командиры, используя бинокли, долго изучали местность, определили пути подхода танков к рубежу развертывания и договорились, когда и как следует поддержать их артиллерийским огнем и ударами авиации. Затем спустились в блиндаж, оборудованный еще немцами, чтобы перекусить. Здесь и произошел один из тех многочисленных случаев, о которых вспоминают старые бойцы, не переставая удивляться фронтовой удаче.

Впрочем, дадим слово самому Петру Кирилловичу: «Мы исправно работали ложками, продолжая беседовать о совместных действиях, как вдруг… Мы с Поцелуевым почувствовали, как загудела и заколебалась вокруг земля. Это самолеты врага прорвались к высоте и нанесли еще один удар. Мы переглянулись, нисколько не заботясь о безопасности, поскольку над головой находилось, как нам казалось, надежное перекрытие. Однако дело обстояло иначе. Вместе с тяжелыми бомбами самолеты противника бросали множество мелких бомб осколочного действия, которые у солдат получили прозвище „лягушки“. Вот теперь-то и пожаловала к нам в блиндаж такая тварь, свалившись через крышу прямо между мной и Поцелуевым. Мы сообразили, что именно происходит, лишь тогда, когда потолок затрещал и чугунная чушка оказалась у наших ног. Мы оцепенели… Прошла секунда, две, три… Взрыва не было. И я, и собеседник, однако, не поднимались и молча взирали на бомбу. Наконец мы полностью пришли в себя и выскочили в траншею… Бомба так и не взорвалась. Ее благополучно обезвредили»{355}.

Хорошо то, что хорошо кончается. Командирам некогда было заниматься собственными переживаниями, так как предстояло вновь действовать быстро и энергично. «На рассвете 11 апреля с рубежа южнее Томашевки в общем направлении на Джанкой [то есть в полосе 63-го корпуса. — Авт.] мы ввели в прорыв дополнительные силы — 19-й танковый корпус и 77-ю стрелковую дивизию, — писал бывший начальник штаба 4-го Украинского фронта С. С. Бирюзов. — К полудню они овладели Джанкоем — этим важным узлом железных и шоссейных дорог в северной части Крыма, а также базой материального обеспечения значительной части немецких войск. Отсюда открывался путь на Симферополь»{356}.

Для обеспечения высоких темпов наступления командующий фронтом Ф. И. Толбухин приказал создать подвижную группу, в которую вошли 19-й танковый корпус, посаженная на автомашины 279-я стрелковая дивизия и 21-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, под общим руководством заместителя командующего 51-й армией генерал-майора В. Н. Разуваева. Началось преследование отступающего противника.

Задача же 63-го стрелкового корпуса, как ее сформулировал Кошевому начальник штаба фронта, «не отстать от подвижной группы и прорывать, если потребуется, промежуточные рубежи обороны, не втягивая в дело танки»{357}. Об этом теперь напомнил Кошевому и командарм Крейзер. Следовало, как вспоминал Петр Кириллович, действовать стремительно, напористо, ни на минуту не терять контакта с противником, не давая ему возможность планомерно откатиться к Севастополю.

Одиннадцатого апреля в очищенном от врага Джанкое воины корпуса слушали по радио приказ Верховного главнокомандующего о прорыве обороны противника на Перекопе и Сиваше, об овладении Джанкоем. В тот же день с керченского плацдарма началось наступление Отдельной Приморской армии. 12 апреля ее войска овладели Ак-Монайскими позициями, гоня противника через степи на Симферополь.

Возникла ситуация, когда отступающие на запад вражеские части могли нанести удар во фланг 51-й армии. Поскольку здесь, на левом фланге наступал 63-й стрелковый корпус, именно на Кошевого командующий армией возложил задачу по обеспечению фронтовой наступательной операции с флангов. Ситуацию затрудняло отсутствие точной информации, сколько отходило немецких войск, какими силами их можно было сдержать.

Комкору позвонил Я. Г. Крейзер: «Высылайте боковой отряд не менее полка. Усильте его артиллерией. Посадите на автомашины. Головой отвечаете за левый фланг». Малейшее промедление исключалось. Карта показала наилучший рубеж для организации обороны — районный центр Зуя в 20 км северо-восточнее Симферополя, через него шла дорога из-под Керчи прямо на Симферополь. Расположенную в предгорьях Крымских гор, на небольшой реке с крутыми, обрывистыми берегами Зую враг не мог миновать никак, поскольку именно здесь имелся единственный в округе мост.

Расчет оказался верным. Отряд, сформированный из трех артиллерийских полков, успел до темноты захватить Зую и развернуться в районе моста. Подошедшего в полночь противника, не подозревавшего о подготовленной ему встрече, встретил ведущийся буквально в упор огонь. Яростный бой длился всю ночь, пока враг не понял, что напрямую к Симферополю ему не прорваться. Бросая технику и тяжелое оружие, остатки двух пехотных немецких дивизий стали поспешно отходить к морю через горы, намереваясь таким образом соединиться с гарнизоном Севастополя.

А после того как через некоторое время в районе боя появились части Отдельной Приморской армии и Кошевой получил об этом доклад, он мог, в свою очередь, доложить командующему армией, что поставленная вверенным ему войскам задача прикрытия армейского фланга успешно выполнена.

На подступах к Севастополю

Части 63-го стрелкового корпуса вступили в древнюю столицу Крымского ханства город Бахчисарай 13 апреля вслед за подвижным отрядом 51-й армии. Понимая, что борьба вступает в решающую стадию, немецкие войска оказывали яростное сопротивление. «Кровавые стычки проходили поистине в райских кущах, — вспоминал Кошевой. — В долинах буйно цвели сады, журчали полноводные в это время года ручьи и речки»{358}, и рядом бушевало море огня и разящий все живое металл.

В соответствии с приказом генерала Крейзера корпус должен был наступать через Инкерманскую долину в общем направлении на Севастополь. На вопрос начальника штаба фронта генерала С. С. Бирюзова, прибывшего на КНП Кошевого, как думает действовать командир корпуса, Петр Кириллович высказался за безостановочное наступление, с тем чтобы