Ultima Ratio (СИ) - Львов Вадим "Клещ"

— Нет. Твердо сказал Серега, борясь с тошнотой и слабостью. Надо пройтись. А то так валяться, это ввек не поправишься. Заодно Капитолину для майора вызову и может новости какие услышу.

Уже взявшись за ручку двери, он неожиданно вспомнил давний, еще в рождественский миллениум разговор и обратился к Каладзе.

— Послушайте, майор. У меня хороший знакомый, служит в «воющих чертях». Говорит там у них танки какие то сумасшедшие…

— Ээээ зачэм так говоришь! Майор взбодрился, забыл про боль и даже приподнялся на локте. Не только у «чертей» но и у нас, в «елизаветинской» танковой бригаде! Зверская машина… Танк «восьмидесятый», называется. По шоссе шестьдесят верст дает. Мамой клянусь, господа..! Верткий, управляемый… С любым тевтоном можно справится!

— Однако, Варфоломей Вахтангович, вас же подбили…вон как обгорели… Осторожно заметил Ольховский

— Да что вы лейтенант, понимаете! Взъярился Каладзе. Мой танк четыре прямых попадания выдержал! Четыре! Прежде чем загорелся. Петька, мехвод, садовая голова, борт подставил. Туда мне и засадили… А я, вот этой вот рукой! Майор потряс волосатой, как у орангутанга, лапой.

— Два германских панцера спалил под Радеховым! Из тевтонов там, шашлык сделал..

— Да не кричи так, Варфоломей! Лейтенанта вон, напугал!

— Зато боль прошла! Радостно выпалил майор. От злости видимо..

Сергей хмыкнул и потянув дверь на себя вышел в пропахший стойкими больничными ароматами — коридор. К аромату вездесущей хлорки, густо примешивался аромат лекарств и нестираной одежды, дешевого табака и конечно, едкого мужицкого пота.

Офицерский блок земской больницы хоть и был отделен стеклянными дверьми от палат нижних чинов, но мужицким запахом тоже пропитался. Сестринский пост, находился в солдатской половине и Сергей шаркая и пошатываясь, кляня мигрень и слабость, побрел в том направлении. Ему требовалось разведать обстановку, поискать возможные пути для бегства. Чутье, обострившееся с годами подсказывало, что неожиданно свалившаяся на лейтенанта «Филиппова» воинская слава- приведет к скорому разоблачению находящегося во всероссийском розыске Дельвига. Его задержат и экстрадируют для дознания в Одессу. Откуда живым он не вернется. Если в бою за высоту у Клекотово, шансы выжить еще были, то одесские мазурики и легавые ему такого шанса не дадут. И черт его дернул, скандалить и требовать слезть с санитарного поезда. Доехал бы до киевского окружного госпиталя — там и уход на порядок лучше и никакая полиция не достанет. Военное министерство, крайне неохотно сотрудничает с МВД, предпочитая опираться на собственную контрразведку и полевую жандармерию. А тут ещё и настоящий герой войны, хоть и вольноопределяющийся. Про которого уже газеты пишут и по телевизору говорят. Так что господам сыщикам и следователям придется очень долго доказывать военным прокурорам что херсонский мещанин Сергей Филиппов и егорьевский «духовой»[36] Дельвиг — это одно и то же лицо. А здесь же, в земской больнице, уездного Житомира он словно голый. Достаточно обычных сыщиков, что бы его задержать. Он не на территории воинской части и не в зоне боевых действий и на него распространится общегражданский уголовный кодекс. Возьмут его сыскные, под белы ручки и здравствуй, мать — Одесса. Здравствуй и прощай….

Нет, сидеть сложа руки и ждать милости от капризной Судьбы не в характере Дельвига и он раскрыв стеклянную дверь ввалился в блок для нижних чинов.

— Во…их благородия пожаловали… услышал он насмешливый голос слева Обернувшись, Сергей увидел нескольких солдат с бледными лицами и свежими пятнами крови на бинтах. Солдаты лежали в коридоре, на звук голосов из палат, показались еще несколько раненных. Не обращая на них внимания, Дельвиг двинулся к сестринскому посту.

Навстречу выскочила Капитолина

— Что же вы ходите, с контузией, господин лейтенант!? Запричитала она, но Сергей сразу пресек её стенания.

— Там майору Каладзе, плохо что то. Ему бы укольчик.

— Ах ты господи! А что же на кнопку срочного вызова не нажали?!

— Да не работает она. Честно сказал Дельвиг и двинулся дальше. Ему нужен был пустой кабинет и телефон в нем. Ну может еще, план больницы.

Раненых солдат и унтеров — было много. По шесть восемь коек в палате да еще в коридоре койки стоят рядком. И это при наличии в Житомире гарнизонного госпиталя ….Значит потери действительно, солидные.

— Господин офицер, закурить не найдется? Спросил один из скучающих раненных, ражий детина с перебинтованным плечом и огромным пластырем на лице.

— Нет. Сам без табака мучаюсь. А здесь черный ход есть?

— А как же. Детина махнул здоровой рукой. Туда….только он закрыт. Ключ у кастелянши, Евдокии Михайловны.

— Славяне, айда телевизор смотреть! Там сейчас «вести» будут. Может чего и скажут… чего там на фронте. Эта фраза тут же произвела фурор среди раненых и все кто мог ходить толпой двинулись в конец коридора где в закутке стоял огромный древний телевизор «Зодиак», вокруг которого собралась толпа страждущих, увечных воинов. Про Сергея все забыли и он, подойдя к опустевшему сестринскому посту, тайком сунул в карман несколько стальных скрепок и стеклянный пузырек с обезболивающим. Ибо голова трещала как созревший астраханский арбуз. Кстати в офицерской части отделения — телевизора не было. Видимо в суматохе, больничные власти забыли про него.

Напротив закутка с телевизором — был небольшой коридорчик оканчивающийся тремя дверьми. Одна — вела направо, две — налево. Направо судя по знаку — был черный ход, а вот налево…. Волшебные слова «кастелянша» и «кладовая». У кастелянши, по идее, должен быть телефон.

Смастерить из скрепки — отмычку, для парня выросшего на кривых улочках Баку, плевое дело. Серега обернулся, все нижние чины в поле зрения толпились перед телевизором, вытянув шеи и ловя слова диктора и хрипящих динамиков.

Замок тихо щелкнув, сдался и Дельвиг, бесшумно протиснулся в бельевую. Крошечная комнатушка, схожая с монашеской кельей была забита тюками с стиранным бельем и хорошо пахла. Чистотой и почему то мятой. В углу стоял стол, старое потрепанное кресло на столе громоздились толстые учетные книги и рядом стоял телефон. Старый, облезлый…но телефон.

Серега схватил трубку — гудок был. Ну бывают же чудеса. Осталось узнать цифру для соединения с городской телефонной сетью. С третьей попытки, набрав цифру «9» Серега услышал характерный щелчок телефонного коммутатора. Он вышел в городскую сеть.

Номер Акима Савельевича Мокроусова, казначея Преображенского собора, одноименной московской общины беспоповцев и доверенного лица текстильного магната, Фрола Хлынова — Сергей помнил наизусть.

Трубку сняли после третьего гудка.

— Приветствую, Аким Савельич. Это — я….

В трубке молчали, видимо пытаясь вспомнить, кто этот загадочный «я». Наконец Савельич засопел в трубку.

— А узнал, узнал, сокол ты наш ясный….Певучим голосом отозвался казначей. Да так, что Дельвига — передернуло. Ну что, как служба то государева? Говорят геройствуешь?

«Уже и в Москве знают», холодея подумал Серега.

— Не без этого. Сухо отозвался Дельвиг. Я свою работу привык хорошо делать. Причем любую.

— Так то она так, солдатик. Только шуму много от героизма твоего. Говорил тебе Фрол Анисимович, ступай в скит прятаться. Ввек бы сыскные не нашли, жил бы как у Христа за пазухой, как сыр в масле катался. Ан нет, к друзьям своим погонным побежал. Снова погоны одел, на войну пошел ….Славы захотелось, Сережа? Ну теперь тебя каждая собака легавая искать будет. Да и к друзьям твоим вопросы возникнут, неизбежно.

— Главное, что бы к вам Аким Савельич, вопросы не возникли. Как можно мягче, сказал Дельвиг.

В трубке отчетливо скрипнули зубы.

— Ты про что это Сереженька, говоришь? От контузии совсем, ум за разум зашел?

— Да что вы, Аким Савельич. Мне то чего боятся? Я хороших людей не убивал, да и за Родину пострадал бою, кровь проливал. Глядишь и общество за меня вступится и друзья, что как вы правильно заметили, тоже погоны носят. Так что малым сроком отделаться могу. Вот, те кто сироток, умом скорбных, что из приюта на Лефортовом валу заставляет в срамных играх участвовать — тем снисхождение не светит, Аким Савельевич. Хотя вещи и похуже бывают…